А Керенский? Став министром юстиции, он ратовал с думской трибуны за отмену смертной казни, став военным министром, сразу потребовал ее возобновления. Он громче всех кричал о мире и погнал измученную армию в наступление. Он издавал одни приказы и тут же заменял их противоположными. Своими речами он расшатывал и без того слабую дисциплину, а потом пытался ее укрепить «эффектными» мерами. Например, он придумал беспрецедентное наказание для пулеметного полка в Петрограде, выступившего в июне 1917 г. против временного правительства. Безоружными вывели солдат на площадь и предали поруганию — под свист и улюлюканье зевак «заклеймили позором». Не случайно в октябре этот полк одним из первых перешел на сторону большевиков и охранял Смольный. Керенский заигрывал с рабочими, когда ему грозил Корнилов, и бросился в объятия корниловца Краснова в страхе перед большевиками. Уже в мае он предал ту революцию, которая вознесла его в феврале.
Склонность к соблазнительным фантазиям, как известно, является неотъемлемой чертой истериков. Но особенно они предаются несбыточным грезам, когда действительность оказывается совсем не такой, какой хотелось бы.
Гапон, «соблазняя» одного из эсеров-террористов службой в царской охранке мечтал о том, как хорошо было бы взорвать департамент полиции, где, видимо, по его представлению, хранились компрометирующие его документы. Деньги от охранки можно и взять, но пустить их на пользу рабочих. А самой охранке можно никого не выдавать. А если и придется кого-то назвать, то этого человека можно заранее предупредить и он успеет скрыться. Надо только «как-нибудь» устроить, чтобы все спаслись. А речь шла о выдаче заговора об убийстве одного из министров, и выданных ждала бы виселица. Будучи сам агентом охранки, Гапон предлагал убить и ее начальника, и Рачковского — тех, кто его завербовал и даже предлагал эсерам свои услуги, только чтобы ему «помогли».
Высокое положение Керенского определяло и далеко идущие мечты. Безумной фантазией было бросить в наступление против немцев деморализованную, уставшую, плохо вооруженную русскую армию и ждать лавровый венок победителя. У фронтовых частей, уже возненавидевших после этого Временное правительство, он решил искать помощи в борьбе с перешедшим на сторону большевиков петроградским гарнизоном. «За солдатскую массу я отвечаю! Я сам поведу войска к Петрограду!» — заявил он утром 25 октября. Его приказы носили иногда нелепо-фантастический характер. Узнав о том, что суда Балтийского флота (неизвестно какие) устремляются к Неве, Керенский радиограммой отдает решительный, но весьма неопределенный приказ: «Всем судам, идущим в Петроград без разрешения Временного правительства! Приказываю: командирам подводных лодок топить суда, не повинующиеся Временному правительству». Так как никому, да и ему самому, неизвестно было, какие суда не повинуются, а на подступах к Неве никаких подводных лодок не было, то неизвестным оставалось кто кого должен топить.