Маркс считал, что такой характер обмена как раз и отражает более высокое развитие капитализма как системы: «Обмен товаров по их стоимости … требует … гораздо более низкой ступени, чем обмен по ценам производства, для которого необходима определенно высокая степень капиталистического развития» (25, I, 193). Но если, как он полагал, товарное производство достигает своего максимального развития именно при капитализме, то и закон стоимости, на котором основывается его функционирование, казалось бы, должен был бы именно здесь действовать наиболее полно и всеобъемлюще. А оказывается, что в этом случае в непосредственном обмене «цена производства заступает место рыночной стоимости» (25, I, 196), и именно она, а не стоимость товара, «является центром, вокруг которого колеблются ежедневные рыночные цены и по которому эти цены выравниваются в течение определенных периодов» (25, I, 196).
Приходится признать, что закон стоимости уже не определяет конкретные цены, а только «управляет (!) движением цен так, что уменьшение или увеличение количества труда, необходимого для производства, заставляет цены производства понижаться или повышаться» (25, I, 196) (как, кстати, действуют и многие другие факторы). И только то, что «совокупная стоимость товаров регулирует совокупную прибавочную стоимость», а последняя – «высоту средней прибыли», таким опосредствованным образом приводит к тому, что «закон стоимости регулирует цены производства» (25, I, 197). Другими словами, оказывается, что закон стоимости непосредственно выполняется не в частных отношениях отдельных товаропроизводителей (как это всегда было раньше), а только в масштабах всего капиталистического общества.
Таким объяснением можно было бы вполне удовлетвориться, если бы верным являлось представление о капиталистическом обществе (обо «всем торгующем мире», по выражению Маркса) как однородном целом – пусть не в каждый данный конкретный момент, но хотя бы в принципе. Но именно это-то как раз никогда не имело и не может иметь места в действительности. Маркс совершенно справедливо считал, что для реализации упомянутых выше отношений необходимо, «чтобы никакая естественная или искусственная монополия не давала возможности сторонам, совершающим сделку, продавать выше стоимости или принуждала их уступать ниже ее» (25, I, 194). Но как раз именно это на протяжении многих веков и делал (и продолжает делать) Запад по отношению ко всему остальному миру, имея «монополию» на господство. А потому и закон стоимости при капитализме никогда не имел – и иметь не мог – всеобщего характера, а представлял собой только частный (или идеальный) случай, в котором упомянутые условия выполнялись.