— В первую очередь, нужно выяснить, кто подкинул записку. Возможно, это вообще никак не связано с Керимовым. Просто очередной повернутый… Разве мало таких? Потом… Нужно узнать, куда делись записи. У меня есть кое-какие связи в органах. Может быть, что-то получится…
— Ты сам себе веришь? — равнодушно спросила Даша.
— А почему нет?
— Столько лет прошло, Герман… Столько чертовых лет…
— Тем более, пришло время покончить со всем этим дерьмом! Я приложу для этого все усилия.
— Конечно… Герман, знаешь… я так устала. Давай… давай в другой раз продолжим, а?
Герман резко выдохнул дым, бросил на Дашку еще один пристальный взгляд, прекрасно осознавая, что та не поверила ни единому его слову! Она вообще вряд ли воспринимала их всерьез. Недоверчивая. Она была такая недоверчивая! И отстраненная… Герман преодолел комнату, присел на колени прямо перед ней и, обхватив ладонями лицо, спросил:
— Не веришь мне, да?
Даша опустила веки, отгораживаясь. Прячась, будто бы за чертовой ширмой. Это было бы так легко — поверить… Ведь рядом с ним больше всего хотелось отпустить себя, рассказать о боли, что столько лет сидела внутри! Поведать обо всех своих кошмарах… Обо всех бессонных ночах. О том, как невыносимо ей было… Жить… ходить… дышать. О том, как мучительно долго себя искала, однажды потеряв в свете софитов. О том, сколько раз сжимала лезвие бритвы, и в последний момент отбрасывала его, теряя рассудок от желания все прекратить. О том, как она боялась, что пленки когда-то всплывут, и их увидит сын…
— Даша!
— Уже ничего нельзя сделать. Слишком много времени прошло… Слишком поздно!
— А мы попробуем. Кто подкинул записку, уж точно можно узнать. Ты, главное, знай, что я рядом. Мы справимся, Даша. Найдем выход. Обещаю… Просто дай мне немного времени.
Даша всхлипнула. Непонятно, почему именно сейчас. Столько держалась, а тут… не смогла. Наверное, устала быть сильной. Устала от одиночества. Захотелось хоть на мгновение прислониться к кому-то… Коснуться едва-едва! Удивительно… У нее были близкие вроде бы люди, но на самом деле — не было никого. Даже Ян… сын… ей не принадлежал. Дашка прекрасно понимала, что может в любой момент подойти, обнять его, и он никогда её не оттолкнет, сожмет в объятиях в ответ, улыбнется… Но она также знала, что уже через пару секунд наступит тот самый момент, когда они вновь разойдутся в разные стороны… Сколько она себя помнила, Дашу не покидало чувство, будто бы она наблюдает за собственной жизнью со стороны. Наблюдает, но никогда не участвует. Одинокая. Ужасно одинокая!
Даша зажмурила глаза, устраиваясь на самом краю постели. Силы её окончательно покинули. Раз — и ничего не осталось. Ей требовался перерыв и некоторое время на то, чтобы восстановить душевное равновесие. Несмотря на знойное лето, казалось, что у неё внутри засела ледяная сосулька. Может быть, только на ней Дашка еще и держалась? На хрупкой, ломкой сосульке из непролитых слез…