Испуганный халявщик заявил, что готов заплатить, попросив сутки времени для того, чтобы собрать деньги. Когда через сутки Муравьёв пришёл за деньгами, то во время их получения был задержан сотрудниками полиции и обвинён в вымогательстве. В принципе тюрьмы можно было избежать. «Жертва» вымогательства намекала на небольшую мзду, за которую поможет закрыть это дело. Но глубоко возмущённый Даниил столько всего наговорил наглецу, что тот сильно обидевшись, решил, что Муравьёву самое место в тюрьме.
Два других события, последовавшие через некоторое время после ареста, нанесли глубокую душевную рану Даниилу. Сначала скончался дед. И без того больное сердце не выдержало очередного удара — весть об аресте внука. А Муравьёв даже не смог с ним попрощаться. А потом на развод подала жена, сказав, что не намерена ждать, а потом и жить с уголовником. После смерти деда только месть занимала все мысли Даниила.
А после предательства жены в его душе что-то перегорело, и холодная ярость сменилась равнодушием. И вот он здесь, в этом душном и неказистом бараке, рядом с десятком таких же, как и он горемык. Самое интересное, что шутка завхоза про «пироги с глазами, которые глядят, когда их едят», каким-то непонятным образом растопила равнодушие, которое в его душе царствовало всё последнее время. У Даниила проснулся интерес к жизни. Ко всем этим людям, которые по воле судьбы оказались здесь.
Кто они: его сосед по кровати Маляр, властный завхоз Лапа, неприметный и ловкий Валет, трусливые шныри, что крутятся рядом с Лапой и Валетом, заглядывая им преданно в глаза, громогласный сержант Кулиба, умный и расчётливый старший лейтенант Агеев? С этими мыслями Печник уснул. А во сне Афанасий Савельевич угощал внука своим квасом и аппетитным яблочным пирогом, который смотрел на Даниила ярко-голубыми глазами Маляра и моргал большими, как у девушки ресницами.
— Ты кушай внучок, кушай, набирайся сил — говорил дед, — а мне пора идти.
— Куда, дедушка? Возьми меня с собой?
— Нет, Данилка, не могу.
— Почему?
— А кто печки мастерить будет? Кроме тебя некому.
— Хорошо, деда, я буду стараться.
— Старайся, внучек, а мне пора.
— Значит, Егор Сергеевич, вас командировали к нам? — спросил Агеев невысокого брюнета, который был одет в светло-бежевый костюм, голубую рубашку, на которой выделялся полосатый галстук фиолетово-розовых композиций. На ногах сверкали гладко начищенные туфли из коричневой кожи.
— Не совсем так. Я, можно сказать, сам напросился сюда.
— И чем же вас привлекли наши места? Обычно летом люди предпочитают находиться совершенно в других краях.