День прошел в страхе. Настроение скакало по синусоиде, то опускаясь ниже плинтуса, то поднимаясь до вполне приемлемых величин. С одной стороны — киллер чуть не убил, с другой — ну, не убил же? Можно жить дальше. Сказал придет — плохо, как ни крути, но не сказал, что придет убить — и то хлеб…
Даже рисовать расхотелось.
Однако, когда Инна совсем отчаялась, рука сама начала водить по салфетке. Соскочив с места, девушка побежала в комнату и начала чиркать карандашами и углем в альбоме, растушевывая прямо пальцем. Постепенно на листе проступали черты. Лицо — обычное, приличное, никакое, зато глаза… о, эти глаза!
— Похож.
Инна еще набросала пистолет, как она его запомнила. Она совершенно не разбиралась в оружии, но, полазив в интернете, нашла похожее.
— Пэ Эм, — прочитала она вслух. — Или Пэ Бэ.
Пистолет Макарова или "пистолет бесшумный", как вариант. Звучало это как "картошка вареная" или "пирожок ливерный". В жизни так не говорят. Но пишут в книжках и инструкциях по эксплуатации. Только глушитель не прикручен. Она не видела. Если бы выстрелил, было бы слышно. Но не поэтому пожалел, Инна была уверена. Не поэтому…
"Почему?"
Интересно. И хочется знать, и не хочется. Меньше знаешь — крепче спишь. Наверное, он думал, что она его запомнила. А она спросила: "Кто вы?" Зато он подставился. Теперь-то она точно видела его лицо. И даже зарисовала.
"Идти в полицию?"
Нет уж. И тогда не пошла, и сейчас этого не сделает. Она помнила, какая там круговая порука, и как все повязаны. Крепкая смычка правоохранителей и преступников. Бабушка рассказывала, как было после смерти родителей. Тот урод из ГИБДД так и не ответил за содеянное. Вышло так, что непьющий отец Инны и Егорки был в стельку пьян и сел за руль, погубив жену и оставив детей сиротами. А подрезавший их подполковник — невинная овечка, жертва обстоятельств.
Сейчас стоит только дать понять, что она готова дать показания, и ее точно не пощадят. Повезло, что она не болтлива. Может, все еще обойдется.
Бросив лист, Инна вымыла руки. Под ногтями собрались темные ободки, как у шахтера, и она внезапно вспомнила аккуратный маникюр Лильки. Стало завидно, но не так, как завидуют девки, видя, что у кого-то жизнь лучше. А просто. Ну, почему она такая? Несуразная вся.
— Надо что-то делать. Что-то делать надо.
Если невозможно изменить обстоятельства, можно сменить прическу. Или на худой конец сделать маникюр. Или и то, и другое.
— Я же девочка. Я же девочка…