– Это какая-то новая уздечка?
– Нет, что-то другое. Впервые вижу такое.
– Ну, к нам попадало не так уж много андроидов после верхней станции, – заметил Седрик.
– Ни одного, если быть точным. Обычно они попадали к нам до.
Седрик немного помолчал, разглядывая странный инородный предмет в голове своего пассажира.
– Ладно, в любом случае, убирай ее к кальмарьей бабке и закрывай его.
– В том-то и дело, кэп. Не могу, – Нильс пожал плечами.
В ответ на вопросительный взгляд капитана Нильс протянул ему увеличительное стекло. Сквозь лупу тонкая пластинка расцвела едва заметными схемами, желобками, углублениями, и теперь капитану стало ясно, о чем говорил Нильс. По краям металл словно бы слегка подтаял, запузырившись, и намертво впаялся в голову Давида.
– Что это за процесс? Он завершился?
– Не знаю, кэп. Похоже, что нет. Если я прав, то эта хрень может серьезно повредить парню мозги. В самом плохом смысле.
Седрик нахмурился. Парнишка был ему по душе, несмотря на его выходки, но теперь включать его – значит рисковать всей своей командой. Под самым плохим смыслом Нильс подразумевал, что, повредившись, андроид не просто вырубится или станет недееспособным, он может стать опасным. Седрик искоса глянул на девицу. Божественная уже не пыталась вырвать локоть из его пальцев, – она стояла, в ужасе глядя на открытую голову своего защитника и прикрыв рот кончиками пальцев. В ее глазах, сверлящих маленькую пластинку в голове Давида, явно считывалось узнавание. Она знает, что это, или, по крайней мере, догадывается.
– Что это такое? – резко спросил ее капитан, подталкивая к неподвижному андроиду.
Девица лишь помотала головой, все еще в ужасе глядя на распахнутый череп Давида.
– Я не знаю.
Седрик нахмурился.
– Милая, – он немного наклонился к Божественной, голос его стал вкрадчивым, – Единственная причина, почему я так церемонюсь с тобой, это то, что парнишка вступился за тебя. Не хочешь отплатить ему добром?
В глазах девицы промелькнуло удивление, а потом она, внезапно, поджала губы.
– Это его долг.
Сердрик едва сдержался от того, чтобы расхохотаться. Божественная явно все еще в мыслях пребывала на верхней станции, где весь мир крутился вокруг нее. Соображает она туговато. Нильс скривился, бросив взгляд на Божественную:
– Кэп, можно я ей втащу?
Пальцы Седрика снова сомкнулись на плече девицы:
– Нет, нельзя. Подумай, что можно сделать, а мы с нашей гостьей пока потолкуем.
* * *
Седрик втолкнул Божественную в свою тесную каюту и замер в дверях. Девица забралась на узкую койку и зажалась в угол – как можно дальше от капитана. Только сейчас Седрик заметил, как она молода: ей едва можно было дать восемнадцать лет. Печать уродства была почти незаметна на ее лице, немного одутловатом, но с относительно правильными чертами. Восемнадцать – это совсем немного. Девица шарила взглядом по всей каюте, избегая смотреть только на Седрика. Впрочем, к восемнадцати сам Седрик уже имел за спиной около шести лет стажа на субмарине и целую гору всякого дерьма, которое он предпочел бы никогда не вспоминать. Ну а большинство его друзей, – куда лучше и честнее самого Седрика, – даже не дожили до этого возраста. Выжили только подонки вроде Алекса, да лживые козлы вроде Седрика (кажется, так его мальчишка назвал?). Кто-то подох от голода в трущобах, кого-то забрали болезни, кого-то утащили, чтобы потом сунуть в клетку на верхней станции. Этот парнишка, Дато, напоминал Седрику одного из тех его друзей, самого лучшего. Капитан мотнул головой. Незачем будить мертвецов. Он поднял колючий взгляд на Божественную. Какая глупость сравнивать ее с восемнадцатилетним Седриком – худым, ожесточившимся, успевшим уже потерять все, что только можно. Перед ним сидела откормленная девка с верхней станции, которую пичкали деликатесами, когда его друзья подыхали от голода, которая смотрела, вереща от восторга, как убивают ради прихоти таких же, как сам Седрик. Чтобы она выросла такой сытой, верхняя станция забрала у капитана всех, кто был ему дорог.