– Я просто хотела поправить твои волосы, – попыталась оправдаться я и сама почувствовала, как это глупо звучит.
– Не прикасайся, – первое, что я услышала от него с того дня, когда он спас меня. Я кивнула, глотая слезы обиды и боли.
– Хорошо, я поняла. Прости.
Теперь я всегда держалась около него, шли мы в столовую, тренажерный зал или даже в туалет. Сначала я не могла привыкнуть к такому, но со временем поняла, только так безопаснее. Он тактично отворачивался. То же делала и я. Исключительное время, которое мы проводили отдельно – раз в три дня, когда подходила его очередь принимать душ. Тогда он вставал, обводил присутствующих внимательным взглядом, как бы выискивая угрозу и сразу же предотвращая возможную опасность. Затем строго смотрел на меня. Я уже научилась понимать почти все его взгляды. Такой означал, что я не должна двигаться с места. Мне совсем и не хотелось поступать иначе. Судьба комнатной собачки была куда интереснее, чем бродячей. Когда шла в душ, он стоял у двери, ожидая меня, за что я была безмерно благодарна, опасаясь повторения той сцены с Пантерой. Можно сказать, мы не плохо с ним ладили. Как пожилая пара, где женщина болтливая, а муж глухой. Он всегда молчал и по-прежнему не называл своего имени.
Когда в нашей казарме в очередной раз появились санитары, рыская взглядом по залу, я почувствовала, как напрягся и весь подался вперед мой защитник. Я выглянула из-за его плеча, еще не совсем понимая, что происходит, но тут же ощутила, как он грубо схватил меня за локоть и запихнул себе за спину. Руку он не убрал, поэтому мне пришлось находиться в полусогнутой позе некоторое время. Когда Халк наконец отпустил меня, санитары уже уходили, волоча за собой сопротивляющуюся жертву.
Вокруг повисло гробовое молчание. Каждый в душе крестился и вздыхал с облегчением, что выбор санитаров сегодня его миновал. Все знали, что ничего хорошего этого человека не ждет. Нас просто кормили, как свиней на убой, а потом забирали в лазарет. Иногда люди возвращались невменяемыми. Тогда они легко становились жертвами падальщиков. Чаще всего пациента приводили с так называемыми «усовершенствованиями», и с такой же частотой они исчезали навсегда. За три недели, что я здесь находилась, забрали четверых, один вернулся сумасшедшим. Падальщики утащили его в первую же ночь, а других троих нет до сих пор.
Про «усовершенствования» я слышала местные слухи, и некоторые примеры находились среди нас. Не знаю, почему их называют так, потому что в моем мире эти существа считались бы людьми с ограниченными возможностями. У одного совсем не имелось ног. Самое ужасное, я услышала, как кто-то обсуждал, что они у него были, когда он сюда попал. Его забирали несколько раз. Сначала его вернули с гипсом, затем его принесли с одной ногой, позже была ампутирована и вторая. Какая бы ужасная свора стервятников не собралась в этой комнате, но никто его не трогал. Он, словно призрак, ездил на своей коляске, разводя толпу, как Моисей, или как прокаженный. Он и сам был неестественно молчалив и равнодушен к окружающему миру.