— Слышал, Стась, — Сашка всё ржал. — Поедем туда, если так хочешь. Куда угодно поедем. Только… там не холодно ли в августе?
— А тебя любовь согреет, — буркнула я мстительно, и теперь они ржали уже хором с шофёром.
Пусть и правда будет Карелия. Не так дорого, как какой-нибудь Таиланд… ну и я действительно её люблю.
Главное, чтобы Сашкины родители не подарили нам путёвки добровольно-принудительно. С них станется…
Лебедев высадил меня возле подъезда и, как настоящий жених, довёл до квартиры. Я даже на часы смотреть боялась… судя по моему внутреннему часовому механизму, время было далеко за полночь. Очень далеко.
— Завтра приеду к вам часиков в пять вечера, — сказал Сашка почти шёпотом, когда мы остановились возле двери в мою квартиру. — Ты только не трясись так, как сегодня.
Я поморщилась.
— Сильно было заметно, да?
— Не страшно, — отмахнулся Лебедев. — Вполне даже объяснимо. К тому же, ты скромняшка.
Я фыркнула.
— А ты нагляшка.
— Как-как? — развеселился Сашка. — Интересное слово. Нагляшка… надо запомнить.
— Ещё гадяшка.
— Ка-а-ак?
— Гадяшка.
Лебедев опять расхохотался… и вдруг схватил меня в охапку.
— Сашка… здесь зрителей нет, — напомнила ему я, непроизвольно напрягаясь. Чего это он?
— Здесь есть я, — сказал он мне на ухо, потом опустил голову и коснулся губами шеи. — И ты. И ты должна перестать уже вздрагивать от моих прикосновений. Давай, расслабься. Считай это учениями перед боевыми действиями.
— Нагляшка и гадяшка.
— Да-да, я такой, — Лебедев усмехнулся и поцеловал меня в шею. В какое-то до ужаса чувствительное место — я даже чуть всхлипнула. — Что ж ты сладкая-то такая, Стась? Ты мёдом не мажешься, нет?
— Мёдом нет. Вареньем мажусь, — ответила я, пока Сашка втягивал носом воздух возле моей шеи и уха, легко целовал в щёку. — Может… достаточно?
— Почти.
— В смысле?
Вместо ответа Лебедев вновь атаковал мой рот. Иначе я это не могу назвать… Раздвинул губы — властно и почти грубо — и ринулся на завоевание неизведанных территорий. Ласкал так, что у меня даже голова закружилась… и внизу живота затянуло — требовательно и почти невыносимо.
— Перестань, — я оттолкнула его, испугавшись этого чувства. — Натренируешься ещё, Саш. У меня губы уже болят.
— Прости, — он улыбнулся. — Нравится мне тебя дразнить.
— Тебе это всегда нравилось, — я фыркнула. — С самого первого курса.
— Но ты никогда не обижалась, Стась. Другие девушки обижались.
— На что? — я недоуменно сдвинула брови. — Ты же злобно не шутил, не подставлял никого. Мне даже нравилось. Смешно! Только вот сегодня, — я вновь сдвинула брови, но теперь уже угрожающе, — смешно не было.