Ох… и душ не приняла, и лицо не умыла, и на голове наверняка теперь чёрт знает что…
Ладно, неважно. Сил всё равно нет…
Да и… слишком уж мне уютно в объятиях Лебедева. Не хочется их разрывать.
Проснулась я ещё затемно. И сложно не проснуться, когда настойчивые и требовательные руки ласкают твои бёдра, раздвигают ноги, касаются лона, сжимают клитор. Я была настолько в шоке от всех этих действий, что молчала, только тяжело дышала, пока Лебедев прижимал меня животом к кровати и медленно входил внутрь моего тела.
Впрочем, медленными были только первые два движения. Потом он набрал такую скорость, что я кричала, не стесняясь, но не от боли — от наслаждения. Боль исчезла ещё в начале, и теперь по моим венам текла только страсть, смешанная с желанием и приправленная любовью.
— Стаська… — шептал Лебедев, наклоняясь надо мной и целуя мои плечи. Руками он упирался в постель где-то рядом с моей головой, работая тазом так, что с каждым его движением у меня в глазах бабочки летали, а внизу живота будто пружина раскручивалась. Или скручивалась. Или и то и другое…
Сашка опять кончил, но теперь уже мне на спину, вытер мне там чем-то. А потом…
Нет, я знала, конечно, что такие ласки существуют. Но никогда не думала, что испытаю подобное на себе. И когда Лебедев вдруг лёг поверх моих ног и вонзился языком мне… в попу, резко вскрикнула от неожиданности. А Сашка двигал языком, имитируя половой акт, и это было одновременно и дико, и очень, просто безумно приятно. А с учётом того, что Лебедев и клитор в покое не оставлял… оргазм настиг меня быстро и мощно, как лавина, сошедшая с горы. Накрыл целиком и полностью, не оставив мне даже шанса на спасение.
Потом Сашка лёг рядом с дрожащей с ног до головы мной, обнял — и засопел, как ни в чём не бывало. Ну да… Ему-то что париться, правда?..
Часа через два по моим ощущениям наконец рассвело. А вместе с пришедшим рассветом полностью растворился вчерашний хмель, оставив после себя только горечь на языке и боль во всём теле.
Я вынырнула из-под Сашкиной руки и, прижав руки к животу, поспешила в ванную. Вошла, включила свет — и вздрогнула.
На голове теперь у меня было брошенное воронье гнездо. Остатки макияжа на лице размазаны, особенно жутко выглядели глаза — будто с двумя фингалами. Губы опухли от поцелуев. То же самое с грудью. Соски, которые Лебедев ночью так немилосердно тискал, слегка ныли.
А вот внизу живота ныло уже не слегка… Саднило и пульсировало. Но не это заставило меня вспыхнуть от стыда и жалобно всхлипнуть…
Следы крови были повсюду. На бёдрах, на животе… Кажется, она до сих пор немного сочилась из меня, и я боялась представить, что творится в постели, где остался Сашка.