Я, вытаращив глаза, не отводила от нее взгляда, пока она садилась рядом со мной на кровать. Я опустила глаза на руки, повертела их. Женские руки! Тонкие пальцы. Никаких кровавых рисунков. Ни следа от того, что произошло. Я прижала их к себе, нащупав свою родную грудь второго размера.
— Господи, я вернулась! Правда! Это не сон! Но как? — я вновь уставилась на Кэйко в ожидании объяснений.
И правда больше не слышу голоса Виктора.
— Дело в том, что это очень мощный обряд, снимающий все наложенные прежде чары, — отвечала Кэйко. — Говоря простым языком, если бы ты с самого начала, спасая свое королевство, отдалась в руки Тео-сана в образе девушки, и произошло бы все, что произошло теперь, ты бы умерла, Виктория.
В комнате повисла тишина. Я смотрела на Кэйко, она смотрела на меня. Потом я наконец выдавила из себя:
— Значит… — я сжала ткань одеяла. — Виктор. Получается, меня спас?
Кэйко кивнула.
— Еще одно, что я должна сказать тебе, прежде чем ты пойдешь разговаривать с Тео (я вздрогнула — Тео!). Те чары, наложенные на тебя с детства…
Я по-лисьи сощурилась, внимательно глядя на мать.
— Как я и сказала, — говорила Кэйко. — Этот обряд изменения сущности очень мощный, снимающий с человека все прежде наложенные чары… Когда Линдо-сан провел его в первый раз… Мои чары рассеялись.
— Что? — я не могла поверить ушам. Значит, все чувства ко мне тех, кого я знала, не были ложью? Но зачем она врала мне?
— Все меня любили итак?
Та кивнула.
— Почему ты раньше мне не сказала? Зачем лгала?
Мне было обидно.
— С того дня, как Виктор в теле Рину позвал меня к тебе… зачем?
— Я тогда еще не была уверена, но поняла, что ты — моя дочь. Позже, пообщавшись с Линдо-саном, я все поняла.
— Тогда зачем ты проводила тот обряд якобы снятия чар перед тем, как я должна была выйти замуж за Леуша? Почему просто не сказала о том, что…
— Прости меня за это. Я не думала, что ты мне поверишь. Я провела его, чтобы ты успокоилась и поняла, что все тебя любят и так.
— Но это ведь невозможно! Ты сама мне говорила, что мир жесток, все подобное, что меня не все будут любить, ты мне снова лгала?
— Оборотни всегда нравились больше других. Я думаю, в нас есть какое-то внутреннее очарование.
— Звучит неубедительно.
Кэйко поднялась.
— Думаю, Тео уже достаточно ждет тебя.
— А что с Леушем? — игнорируя ее слова, спросила я.
— Его кремировали два дня назад.
— Что? Я пролежала два дня?
— Точнее, почти три.
— Как много!
Кэйко повернулась к двери, но я вдруг вспомнила еще о кое-чем.
— А Виктор, что с ним? Он исчез?!
— Тебе виднее, — сказала Кэйко.
— Я его совсем не слышу.