Ганконер озадаченно поморгал.
— Тогда как же?..
— Ну-у, — Шейла повертела в пальцах косточку и положила на край блюда, — должно быть, Авалон принял Джарета, поскольку душа Морганы не возражала против него. Как-никак, они близкие родственники.
— Не сходится, — помотал головой Ганконер. — Если бы Моргана могла управлять Авалоном в бестелесном состоянии, она бы устроила нам с Алиссой веселую жизнь. Они ничего не могли — ни Моргана, ни Брайан, ни Мэб, пока Уна их не призвала. Они даже призраками не были, так что ни о каком влиянии на Авалон и речи не шло. Допускаю, что сегодня ты просто подыграла Джарету. Но тогда, после разгрома Лабиринта, тебя на Авалоне не было! Скажи честно, остров живой?
— Нет, — Шейла с сожалением отодвинула блюдо. На нем лежало еще три персика, но в нее уже не лезло. — Дело не в этом. Я могу объяснить, но только если ты пообещаешь не рассказывать Джарету.
— Клянусь, — Ганконер заинтересованно подался вперед.
— Видишь ли, душа Джарета переживает третье воплощение, — Шейла лукаво улыбнулась. — И впервые в мужском теле. Но его магия и манера колдовать не изменились. Для Авалона этого достаточно. Между прочим, среди сидов такое явление встречается нередко. Тебя это шокирует?
Ганконер сидел, уставившись в одну точку.
— Жаль, что я не знал этого раньше, — медленно произнес он. — Ладно, чего уж теперь. Но получается, что Авалон остался без хозяйки? Кто же поведет его за изгнанниками?
Имя Лекки на совете не прозвучало ни разу. Но Ганконер знал, что Джарету не надо напоминать про их долг. Они исполнят ее мечту и заберут домой всех, кто помнит, чьи они потомки.
— Я могу управлять Авалоном, — глаза Шейлы в темноте засветились ясным голубым светом. — И мы можем совершить это путешествие вместе. Конечно, если ты согласен.
— Я согласен, — просто ответил Ганконер. Встал и подошел к окну. — Ты могла не спрашивать.
Он бережно снял ее с подоконника. Показалось, или ее платье на ощупь действительно стало шелковистым?
— Это необязательно, — Шейла выскользнула из его рук. — Я не обижусь, правда. Я понимаю, что тебе нравятся совсем другие женщины.
— Ничего ты не понимаешь, — Ганконер перебирал пряди ее волос. Под его пальцами патина сходила с них и даже в темноте было видно, как они начинают блестеть красным золотом. — Я нашел тебя и больше мне не нужно никого искать. Я твой, Шейла.
Сухие листья в ее волосах оживали, наливались сочной зеленью. На рожках распускались почки и бутоны. Ганконер шалел от ее весеннего запаха и тихой музыки, зазвучавшей вокруг и внутри него.
Это была музыка весны — первобытной, древней, но вечно молодой. Музыка широких дорог и потаенных тропинок, заросших клевером, тимьяном и наперстянкой. Музыка темных омутов под плакучими ивами и холмов, покрытых вереском.