И вот мы снова под крышей Дворца правосудия. Зал другой, и судьи другие, но главные действующие лица все те же. Кроме супругов Лавассёр в этот раз здесь присутствует и месье Раймодин, полушутливо-полусерьезно предупредивший, что, в случае моего поражения, он сломает свою трость о мою голову. Несмотря на мои возражения, явился и Золтан, который в принципе не допускал и мысли, что я могу проиграть еще раз.
В этот раз не предусмотрено никаких длительных прений, все должно решиться одним днем. После того, как я зачитал текст своей апелляционной жалобы, право выступить с возражениями было предоставлено Гринбенгу. Метнув на меня убийственный взгляд, он подошел к трибуне. Цель его выступления вполне ясна. Изначально он хотел выбить из-под моих ног малейшую опору, и, конечно же, постарался опровергнуть все те факты, которые я изложил в апелляции. Но он просчитался. Я уже теперь не тот Джори, что в прошлый раз, сегодня я действительно оказался готов к бою и встретил его во всеоружии.
Уверенной и твердой походкой я вышел для ответного слова. Удивительно, но я почти не волновался. Мне не приходилось напрягаться и заглядывать в бумаги. Все его аргументы и контраргументы, даже то, чего он не сказал — все это уже неоднократно проговаривалось мною мысленно и вслух. И речь моя текла легко и без усилий. И по тому, как замер зал за моей спиной, по тому, как доброжелательно кивали в такт моим словам помощники председательствующего, я понимал, что я выиграл этот поединок.
После того, как я закончил и судьи удалились в совещательную комнату, я посмотрел в сторону своего оппонента. Глаза у Гринбенга полыхали гневом. Чем все это сейчас закончится, было ясно для нас обоих. Возразить ему оказалось нечего. А когда судьи вернулись для оглашения приговора, противник, кажется, не выдержал. Он сорвался с места, подбежал к президиуму и попытался завладеть вниманием председателя суда:
— Ваша честь, можно мне слово?! — воскликнул он, вглядываясь тому в глаза.
Однако судебные приставы тотчас же прикрыли судью от нарушителя, а тот сделал Гринбенгу замечание и зачитал, наконец, долгожданное решение.
— Мы еще встретимся, Ансело, — прошипел Гринбенг, проходя мимо меня.
— Буду счастлив, месье, — не сдерживая улыбки победителя, ответил я.
Теперь я действительно имел полное право торжествовать, тем более, что помимо морального удовлетворения получил и довольно весомое материальное подкрепление, что позволило мне тут же рассчитаться с банком Дюкре, лелея в душе надежду, что больше обращаться за ссудой не придется. Какое-то время я еще прожил у Золтана. Его мама, мадам Леговец, оказалась очень доброй и заботливой женщиной. Не имея возможности оплачивать прислугу, она сама содержала в порядке дом, прекрасно готовила, да еще и помогала мужу, а теперь и сыну вести бухгалтерию. Отец моего друга потихоньку поправлялся и постепенно начинал вставать на ноги, но, видя успехи сына, практически не вмешивался в дела, ограничиваясь лишь небольшими техническими консультациями по его просьбе.