Председатель Чека спит на диване, укрывшись шубой; у жарко натопленной печи сушатся сибирские валенки — серые, с красными разводами. А на письменном столе стоят новые фасонистые сапоги.
— Мироныч, вставай! — с порога кричит дежурный.
Начальник быстро вскакивает и садится на диване, поджав ноги, запахнувшись в шубу. Видать, часты такие побудки — привык Мироныч.
— Морозы не сдают, а весна на пороге, — говорит он. — Промерзли мы — кружим день и ночь по селам. Бандиты перед посевной зашевелились. Понимают, гады, что значит эта весна для деревни. А уезд наш — что Бельгия, за неделю не проскачешь. Хорошо, что секретарь укома отряд коммунистов нам в помощь вывел. Секретарь наш — Кравцов. Не слыхал? Как же! Ведь он был одним из комиссаров черемховских партизан. Мы обложили вчера одну шайку. И моего помощника убили. А я ему новые сапоги справил…
Чуть наклоняет голову Мироныч, белокурый чуб падает на лоб. Нахмурился он, и глубокие морщины проступили на загорелом лице. Уже не молод председатель Чека. Лет сорок ему, не меньше. Во всей коренастой фигуре его видна широкая бедняцкая кость; много работы легло на плечи с детства, но выручало завидное здоровье. Молчит Мироныч, только большие грубые пальцы крепко сжимают отвороты шубы. Я смотрю на стол, на новые сапоги, а перед глазами — блестящие, стертые подковки.
Тряхнул головой Мироныч, провел рукой по лицу.
— Такая уж наша работа: сладкое только вприкуску, а горького хватает с верхом. Но ничего! В уезде будет к весне порядок! Только скажи, где мне такого помощника взять? Мы его «вечным студентом» звали. Жадный был на книги. Ты к нам не пойдешь? Ладно. Давай чай пить и поговорим о ваших делах.
Обжигаясь, мы пьем горячий чай из больших жестяных кружек. Я рассказываю Миронычу, какое дело привело нас в Надеждинск. Он вздыхает:
— Богато, трибунальцы, живете: не поддаетесь текучке. Хорошо, что время нашли и случай рассмотреть, и явление изучить. А в истории с Яковлевым действительно много непонятного. Я ведь первым зашел в номер к самоубийце.
— Как же это получилось? — удивляюсь я. — Ведь в материалах дела об этом ничего не сказано!
— Очень просто, — пожимает плечами Мироныч. — Ты Ниночку, заведующую гостиницей, знаешь? А, еще не познакомился! Так смотри, не влюбись. Так вот, в то утро прибегает в Чека Нина, зовет меня в гостиницу. Постояльцы все уже ушли на работу, а тетя Клава, сторожиха, уборку начала. Номер, где живет Яковлев, заперт, и ключа в дежурке нет. Тетя Клава постучала в дверь — тихо. Заглянула в замочную скважину — в номере горит лампа. Клава сказала об этом заведующей, та выбежала на двор, глянула в окошко — сидит в кресле Яковлев, свесив голову. Ключа не было, и я взломал дверь. А форточка открыта — может, выбросил Яковлев ключ во двор, в снег, не хотел живым выходить из номера.