Надо сказать и староста был удивлен не меньше. Анитру было не узнать. Живые глаза, приветливая улыбка, в каждом движении чувствуется осознанность. Его внучка стала другой. В это было трудно поверить, но, кажется, Сигверде удалось таки сотворить настоящее чудо.
— Бирута, — прохрипел староста, держась за сердце. Дочь выскочила на крыльцо, бросилась к отцу, ухватившемуся за дверцу сарая в поисках опоры, да так и застыла на месте, завидев нежданных гостей. Широко распахнутые глаза женщины вмиг наполнились слезами, а губы задрожали, в тщетной попытке произнести имя дочери.
Анитра поддалась порыву и первой бросилась в объятия матери. Позже она и сама не могла объяснить себе свой поступок, но ни о чем не жалела. Счастье, вспыхнувшее в глазах женщины, стоило того, чтобы, отбросив все условности, назвать ее матерью. И не было в голосе Анитры ни грамма фальши, когда тоненьким от волнения голоском она произнесла короткое, но такое емкое слово — мама.
— Ну что застыли, как вкопанные, — раздался притворно ворчливый голос Сигверды. — После наплачетесь, да наговоритесь. А сейчас, Харальд, приглашай гостей в дом, дело у нас к тебе важное, не терпящее отлагательств.
* * *
Важное дело растянулось до обеда. Сигверда с Харальдом спорили до хрипоты. Староста горячился, уверяя, что Анитре лучше находиться в кругу семьи, а старуха убеждала его в том, что ведьма должна жить отдельно ото всех. Если не в лесной глуши, так хоть на некотором отдалении от людей. Это сейчас Анитра ребенок, а как войдет в полную силу, так и сама не захочет никого видеть без надобности. И то, что избу нужно строить сейчас, даже не обсуждается. Как раз и обживется за время обучения под ее присмотром.
— Мать, коли захочет, пусть приходит, — смилостивилась ведьма, но тут же добавила: — Не часто. Хоть и не чужая она вам, а все ж не своя. Ведьма должна жить сама по себе, не имея сердечных привязанностей, способных ее ослабить.
Бирута была на все согласна, лишь бы Сигверда позволила ей хоть изредка видеться с дочерью. Харальд внимал словам ведьмы и хмурился, да и жена его выглядела недовольной, но по другой причине. Ей то побольше других досталось пригляду за неразумной внучкой. Намучилась с ней за двенадцать лет. Бируте дел по хозяйству хватало. На ней и дом, и огород, и скотина. Вот и выходило, что кроме бабки за Анитрой некому было присмотреть. А внучка оказалась хуже дитятки малого. И ладно была бы больная, аль увечная. Так нет же телом то здоровая, а вот разумения не было в ней ни капли. Приходилось и одевать ее, и обувать, и по нужде выводить. Только Рагонда вздохнула с облегчением, что наконец сняли с ее плеч такую обузу, да по всему выходит, что недолгой была ее радость. Знала старостиха характер своего мужа, любил он, чтоб все было так, как он скажет. Вот и сейчас старый дурень норовит настоять на своем. Хочет, чтобы Анитра жила в родном доме. Сам то ее присутствия и не заметит, а ей, Рагонде придется сызнова роль наседки на себя примерять.