Он раскланялся и удалился, а Бранвен так и осталась стоять столбом, униженная и несчастная. Адончия поклонилась ей с преувеличенной вежливостью и выплыла из шатра, как лодка под парусами во время попутного ветра. Вслед за ней поспешили и ее товарки, вполголоса пересмеиваясь на своем щебечущем языке.
Двигаясь, как деревянная, Бранвен подошла к постели и упала ничком, зарывшись лицом в подушку. Эфриэл, выждав немного, потряс ее за плечо, проверяя, живая ли и не потеряла ли сознания.
— Я же говорил, чтобы ты не поднимала шума, — сказал он.
— Это немыслимо, — ответила она глухо, в подушку. — Я опозорена и унижена служанкой!
— Ты еще такое дитя, — вздохнул Эфриэл, вытягиваясь рядом с ней.
Они уже привыкли делить постель на двоих. И если раньше Бранвен просыпалась от любого случайного прикосновения, то теперь это стало таким же привычным и незаметным, как дыхание. Вот и теперь ее мысли занимала мерзкая Адончия, а не голый призрак, расположившийся в ее постели.
— Я не переживу этого позора, — сказала она.
— Переживешь. И впредь будешь умнее.
Бранвен приподнялась, подозрительно глядя на сида:
— Ты что-то знаешь?
— Скажем, так, — было видно, что Эфриэлу признание дается нелегко, и он колеблется. — Есть вещи, на которые супруге благородного господина лучше закрывать глаза…
— Ты хочешь сказать, эта девка — любовница моего мужа?! — Бранвен села так резко, что чуть не сбросила сида на пол.
— Ну, может она просто охраняет его по ночам, как верная сука.
— Она ночует в его шатре?!
— Клянусь всеми травами Айрмед! Неужели ты так наивна, маленькая гусыня? Об этом знают все, кроме тебя.
— И ты знал? — силы вдруг оставили Бранвен. — И ничего не сказал мне?
Она посмотрела с такой болью, что Эфриэл показался себе последней скотиной.
— Не надо принимать это близко к сердцу, дитя, — сказал он ворчливо. — Подумаешь, твой супруг завел грелку в постель.
Бранвен вскочила и забегала по шатру.
— Для тебя это ничего не значит, — запальчиво сказала она. — Но для меня нарушение супружеской верности — подобно смерти!
— Да брось, никто еще от этого не умирал. К тому же, ты сама хотела провернуть нечто подобное.
— Я?!
— Ты же обещала мне вторую ночь. Забыла? Или обманула меня?
Бранвен в отчаянии заломила руки:
— Как можно сравнивать! С тобой все совсем по-другому. Ты не человек, и помочь тебе — мой долг. Тут нет места чувствам! А то, что лорд Освальд привечает эту… эту… — она топнула. — Но я заставлю его вспомнить о священных узах! Он клялся мне ярким пламенем!
— Да-да. И задрожит от страха, едва ты об этом напомнишь, — Эфриэл покачал головой. Его глубоко уязвили слова Бранвен о долге и отсутствии чувств, но он старался выглядеть невозмутимым. До чего легко женщины умеют оправдываться: я, мол, изменю мужу, но это ничего не значит, это мой долг и ла-ла-ла. А вот муж, который честно завел любовницу, должен гореть на костре в преисподней. Все же, он решил дать ей совет: — Не делай глупостей, гусыня. Просто представь, что ты ничего не знаешь, и веди себя спокойно.