И Добрыня последовательно показал богатырю шрамы от ожогов, как доказательства своих слов. Правое ухо было меньше левого, а права рука была вся в рубцах в форме колец — повторяли форму кольчуги, которая когда-то, раскалённая огнём, въелась в кожу. Добрыня всем своим гостям показывал эти шрамы как доказательство того, что он действительно бился со Змеем Горынычем. Михаил ещё какое-то время побыл с новгородцами, а затем отправился по своим делам, пообещав ещё вернуться. Зимой Добрыня с товарищами мало куда выходил из избы, в основном в баню или в церковь. Киевские храмы зимой приобретали особое очарование. Чего только стоит громкий звон колоколов среди тихой зимней дремоты. Весь город пробуждался, горожане выходили из домов и отправлялись на службу. Здесь же они наслаждались прекрасным хоровым пением, прерываемым речью священника на греческом языке. Звуки поднимались под самые купола, захватывали душу, в которую так же проникала морозная свежесть, но не холод. На душе становилось ни холодно, ни тепло, на душе становилось легко. К этому прибавлялся приятный запах дымящегося ладана и тепло горящих свечей. Многие приходили в Десятинную церковь снизу. Киевлянам нравился почему-то долгий, изнурительный подъём в гору, который заканчивался у ворот громадного каменного чуда. Люди словно пробирались к чертогам рая, к самым вратам, за которыми заканчиваются все страдания и беды, за которыми могучий, всевластный царь ожидает своих смертных подданных. Но за воротами горожане видели не Бога, хоть его незримое присутствие и ощущалось, а видели чуть менее важных персон. Высшие чины церковной иерархии, порой и сам митрополит, здесь же люди из дружины и сам князь Ярослав. Здесь Добрыня ещё ни раз встречался с Михаилом Игнатьевичем, обо многом с ним говорил после службы за стенами собора, даже подружился с киевским богатырём. Встретил он здесь как-то и старого друга Гаврюшу. Тот был изрядно пьян, овчинный тулуп нараспашку, шапка на бок. Добрыне это не понравилось.
— Не серчай, боярин, — отвечал ему новгородец, — я выпил только для смелости. Хотя, в последнее время частенько выпиваю, скука, знаешь ли. Но сегодня повод другой. Хочу князя нашего — Ярослава увидеть, переговорить с ним. А то он нашего брата совсем забыл, важной птицей стал, к нему теперь не подобраться.
Но, может быть даже к счастью, Ярослав в храме так и не появился. Гаврюша отстоял до конца службу и так ни с чем отправился прочь. Правда, с горы сразу спускаться не стал, решил прогуляться в поисках шинка или просто выпивки. Сама по себе затея не лучшая. Здесь, на горе Щековице обитала самая элита русского государства, почти что боги. Если бы какой боярин встретился Гаврюше, то запросто со своими слугами мог намять ему бока и выкинуть с горы в отместку за поражение под Любечем. Но в этот раз судьба улыбнулась новгородцу. Он услышал женский смех и мужские голоса, свернул в проулок и оказался перед большим теремом, из трубы которого валил густой дым. Гаврюша уже почти трезвый принялся долбить кулаком в дверь.