Атмосфера в Мэноре была далека от безоблачной. В гостиной тихими голосами беседовали отец и сын Малфои, оба бледные от волнения. Тео прибыл точно в середине речи Скорпиуса. Подобно истинному представителю своей семьи, мальчик пытался казаться спокойным и сдержанным, но срывающийся, дрожащий голос выдавал его возбуждение.
— Я пытался сказать тебе, но ты не слушал меня. Никогда не слушал. Ни ты. Ни мама… Никто, кроме Перкинса.
— Прости, Скорпиус. Я не знал, что тебе было так тяжело, — устало проронил Драко, склонив голову на руки.
— Это потому что ты никогда не разговариваешь со мной. Ты слишком занят, чтобы просто поговорить. Ты всегда занят! Когда последний раз ты водил меня на квиддич? Ты сам-то помнишь? — спросил Скорпиус.
Драко лишь пробормотал что-то неразборчиво, ещё глубже оседая в подушки кресла, словно стараясь спрятаться за ними от укоров сына.
Тео, наблюдавший за происходящим из коридора, решил, что настала пора вмешаться.
— Привет, Скорп! Рад видеть тебя снова, парень, — сказал он, добродушно улыбаясь и сияя, словно новенький галлеон, в надежде хотя бы чуть-чуть снизить уровень напряжения в комнате. — Ну, давай, рассказывай, что происходит.
Чуть ли не подпрыгнув на месте при звуках голоса Теодора, Скорпиус метнулся к отцу. Малфой немедленно встал, заслонив собой сына, очевидно желая защитить его.
Теодор поднял руки в успокаивающем жесте.
— Спокойно… Спокойно, вы, оба. Это всего лишь я, видите? Ни Поттера, ни авроров, никого. Только я. Давайте просто сядем и поговорим.
— Извини, приятель, — пробормотал Драко, снова опускаясь в кресло, и обратился к сыну: — Садись, мой мальчик. Ты должен рассказать всё Тео.
Шумно выдохнув, Скорпиус перевёл дыхание и тоже сел в ближайшее свободное кресло.
Спустя два часа, после долгой и содержательной беседы со Скорпиусом, Драко и Ринкли, Нотт сложил в стройную картину почти все недостающие кусочки мозаики. Конечно, какие-то второстепенные мелочи ещё оставались неясными, но он уже был уверен, что раскрыть их — дело времени.
Ситуация складывалась следующая: Перкинс действительно родился в Мэноре, как и подозревала Гермиона. Насторожённость вызывал тот факт, что родился он в тот год, когда усадьбой заправлял Воландеморт. Мать эльфа умерла родами, сам же малыш еле выжил, и собратья решили, что мать и ребёнок пострадали от тёмной магии и чёрных дел, вершимых в поместье.
Естественно, вся община домовиков по мере сил пыталась помочь отцу Перкинса поставить сына на ноги. Увы, отец вскоре ушёл следом за матерью, и малыш остался круглым сиротой. Хотя Перкинс воспитывался среди эльфов, оставшихся в поместье после реформы, вырос он диковатым одиночкой. Выглядел он жалко, сородичи считали его странным и не принимали всерьёз.