Сместившись немного в сторону, я ощущаю, как сквозь тело словно проносится разряд тока, когда член прикасается к холодной плитке. Он стоит — твердый и агрессивный. Такой же дикий, как и я. Как и чувства внутри меня — незнакомые и примитивные. Они будто были скрыты, запрограммированы в генах, а я обнаружил их только сейчас. Непреложная необходимость кем-то обладать, быть воздухом, которым дышат, и вселенной, в которой этот человек живет, — это и дает силы, и отнимает одновременно.
Я закрываю глаза, и все, что вижу, — это она, цепляющаяся за мое тело и не перестающая двигаться. Как будто она умрет, если не прикоснется ко мне. Как будто потеряла рассудок. Словно снежный ком, который я не в состоянии остановить, мое возбуждение только нарастает, и, закрыв глаза, я вижу Лейлу. Но не ее раскрасневшееся лицо. Я вижу ее дух. Как она встала посреди многолюдной аудитории и прочитала вслух свое дерьмовое стихотворение. Или как у нее хватило мужества показать мне свою неприглядную сторону. Плакать в моем присутствии, быть уязвимой. Или же как она кинулась ко мне, зная при этом, что я могу ее отвергнуть.
Когда я успел стать для кого-то таким жизненно важным?
От этого мне хочется притянуть ее к себе, хотя я знаю, что должен оттолкнуть. Как она посмела шпионить за мной? Как посмела судить о моей жизни? Что она вообще в этом понимает?
Мне не следовало идти за ней. Не стоило терять контроль и целовать ее в ответ. Я отлично справлялся и игнорировал ее всю неделю.
Но она лизнула мне руку. Прямо в классе. Средь бела дня. Кто может позволить себе такое безумство? И такое… эротичное безумство.
Из моих размышлений меня выводит звук. Мягкий стук шагов. Я знаю, это она; я узнаю эти легкие шаги где угодно.
Но как мне теперь смотреть Хэдли в глаза?
Как рассказать ей об еще одной ошибке, которую я совершил, в то время как пообещал, что она всегда будет на первом месте? Как трус, я хочу спрятаться здесь, но между нами есть тяга. Когда она где-то поблизости, я не могу находиться на расстоянии. Это какая-то чертова физика.
Я выключаю воду, вытираюсь и с полотенцем на талии выхожу из гостевой ванной.
Пока иду по коридору, в моей голове проносятся сотни различных сценариев, как ей сказать. И вообще — говорить ли. Я съеживаюсь при одной мысли об умалчивании, но при этом не перестаю задаваться вопросом, почему так себя чувствую. Потому что хочу быть честным со своей женой или же потому, что этот поцелуй означал нечто большее, чем простая ошибка, и заслуживал признания?
Прежде чем я успеваю проанализировать эту абсурдную мысль, я замечаю ее. Хэдли стоит у входной двери с небольшой сумкой в руках.