Клив навел ствол своего ремингтона на лежащего перед ним Ринго. Пухлый толстячок, ростом не более пяти футов и двух дюймов, был одет в черные брюки классического покроя и белую шелковую рубашку с крахмальным воротничком. Тесьмяные подтяжки, словно патронные ленты, крест накрест пересекали его упитанный торс. Темные пятна жира, практически черные в призрачном свете луны, покрывали грудь и круглый, колышущийся в такт храпу, живот. Были на рубашке и другие, похожие на набрызги краски, отметины. Кровь. «Должно быть, того парня, что так неудачно выиграл последнюю в своей жизни партию покера», — сообразил Клив. Не отводя оружия от Малыша, он присел на корточки и, осторожно потянув за ствол, извлек кольт из разжавшихся во сне пальцев. Осторожно выпрямился, с интересом глядя на револьвер. По черному воронению ствола, причудливо изгибаясь, вилась золотая лоза. Изогнутая рукоятка сработана из чуть желтоватой слоновой кости. Блестящий, цвета полированной стали, барабан. В пяти каморах слабо поблескивали полусферы свинцовых пуль, еще одна была пуста. «Наверное та, заряд из которой убил бедолагу ковбоя», — подумал Клив. — «Хороша игрушка, не меньше сорока баксов. Откуда она у этого проходимца?» Поднеся кольт к лицу, он осторожно втянул носом воздух. Так и есть. От револьвера до сих пор доносился слабый запах сгоревшего пороха.
Клив засунул кольт за широкий, украшенный серебряным шитьем, ремень. Отведя ногу, слегка стукнул носком сапога по лаковой туфле Ринго. Потом еще раз, сильнее. Храп на мгновение прервался, Малыш невнятно замычал, чуть повернув голову. Его левая рука ласково погладила бутыль по круглому, пузатому боку. Храп зазвучал с прежней силой. Тяжело вздохнув, Клив полез в карман куртки и достал небольшой моток прочной веревки, сплетенной из кожаных шнуров. Склонившись над бесчувственным толстячком, быстро, но тщательно связал ему кисти рук. После короткого раздумья, оставшимся куском стянул лодыжки, полностью обездвижив Ринго. Окинув взглядом скудное убранство хижины, быстрым шагом вышел во двор.
Обойдя дом, Клив направился к стоящему невдалеке сараю. Быть может, там удастся найти веревку и несколько досок для волокуши. Откинув в сторону деревянный запор, он распахнул створку ворот и подался назад от ударившего в нос сладковатого запаха разложения. Сквозь щели в стенах и высокой, двускатной крыше, на земляной пол падали косые полоски лунного света. У дальней стены сарая лежала мертвая лошадь. На голове уздечка, поводья накрепко привязаны к ржавому железному кольцу, вкрученному в толстый, вкопанный в пол, деревянный столб. Небрежно брошенное на землю седло валялось в нескольких футах от импровизированной коновязи. Лошадь лежала на боку. От жары ее раздуло, окоченевшие ноги торчали в стороны, словно палки, а туго натянутая на брюхе шкура была готова лопнуть от случайного прикосновения. Шея вытянута, незрячий, обращенный вверх глаз побелел и сморщился. Рот полуоткрыт, между желтых зубов виднелся прикушенный, цвета испорченного мяса, язык. Из правой ноздри вниз тянулась полоска высохшей слизи. Рой сонных мух, ясно видимый в полосе лунного света, лениво кружился над лошадиной головой, издавая низкое, басовитое гудение.