— Тихо, тихо, — испугался Кувшинников. — Это пан Станислав, не подумав, неловкость сказал. Он вообще с детства умом слабый был. Конечно же, мальчика мы не обидим. Не звери ж, в конце концов. Венечка, ты какую фамилию хочешь выбрать?
Венечка, почувствовав перемену настроения, расправил плечи, дерзко зыркнул на Пармена Федотовича, подбоченился и выдал:
— Уж очень мне, ваше благородие, нравится название Майнекайзермаестат. Всю жизнь мечтал им быть.
— Ты, братец, от берегов-то не отплывай, а то захлебнешься! — разозлился титулярный советник. — Где это видано, чтоб еврея Императорским Величеством звали? Вот, матушка, что ваше заступничество делает: не успели палец предложить, а он уже всю руку заглотал! Нет уж! Как сказал пан Станислав, так и запишем по вашей с отцом Екзуперанцием фамилии.
Попадья рассыпалась в благодарностях, а Щур-Пацученя быстренько выдал Венечке драгоценную бумагу. Безграмотный сиротка схватил ее и побежал хвастаться перед друзьями, что отныне он не какой-то безродный Венечка, а Бенцион, сын Бецалеля, Крестовоздвиженский.
Тут и Хрисанф воротился.
— Ну, как сходил? — насел на него Кувшинников.
— Да как сходил. — промямлил Хрисанф, почесывая мотню между ног. — Ох, и разбосячились казачки от безделья! Хорошо сходил.
— Мне не интересно знать, хорошо или плохо! Где раввин?
— Будет раввин. Сказал, что разведку боем проведет и будет.
Кувшинников и Щур-Пацученя переглянулись. Не к добру что-то Менахем-Мендл о воинском артикуле вспомнил. Это какую ж такую разведку он производить хочет? С одной стороны, евреи — народ мирный, но с другой. Филистимлян и хананеев они знатно резали. Как знать, может, завалялась у них в амбарах парочка осадных бомбард времен Ливонской войны. Подгонит сейчас Менахем-Мендл к палаточке парусиновой батарею единорогов и прямой наводкой ка-а-ак крякнет утешительно по Российской империи «Гром победы раздавайся! Веселися, храбрый росс!».
Но Менахем-Мендл до непосредственного душегубства опускаться не стал. Он взошел на Голгофу во главе четырех дюжих амбалов, которые на плечах несли носилки. А к носилкам была примотана свивальниками параличная Ента. Сзади робко ютились двое мальчишек лет четырнадцати в кипах и стеганых безрукавках.
Менахем-Мендл по-хозяйски сел напротив Кувшинникова.
Кувшинников крепче приосанился в кресле.
Они посмотрели друг на друга, упершись в соперника взглядами, словно осиновыми кольями, и долго молчали. Первым не выдержал Пармен Федотович.
— Что скажешь, реб?
— Указ Государя Императора выполнить пришел, пан советник.
— Хорошее дело, реб. Богоугодное.