— И законопослушное, пан советник.
— Так выполняй, реб.
— И выполню, пан советник.
— Какую фамилию надумал брать, реб?
— Не о моей фамилии сейчас речь, пан советник. Вот скажите, фамилия, которую получает глава семьи, сразу за те же деньги присваивается и жене его, и детям малым?
— Истинно так, реб.
— А если, пан советник, одинокая женщина ни мужа, ни детей, ни даже кошки не имеет, ей фамилия полагается?
— Гм! — смутился Кувшинников оттого, что не предусмотрел такого экивока фигли-миглистого, и неуверенно зыркнул на пана Станислава: «Выручай, мол».
Благо, тот не растерялся:
— Конечно, господин законоучитель. Не может же государство одинокую женщину без свидетельства оставить.
— Очень хорошо, — поклонился Менахем-Мендл. — Вот несчастная Ента, дочь Фишеля. Немая, расслабленная, одинокая. Так дайте ж ей фамилию соответствующую.
Но тут что-то щелкнуло в перегруженной невзгодами памяти Пармена Федотовича, какие-то сведения из древней истории всплыли на поверхность, и он поспешил вмешаться:
— Но должен заметить, насколько я помню уроки Закона Божия, женщина платила подать в два раза большую. Мы не можем законами государства нарушать Божью волю.
— Святые слова, пан советник. И за чем же задержка?
— Пусть ваша Ента внесет в казну двойную лепту и получает самую прекрасную фамилию из всех, что существовали на свете.
— Истину глаголете, пан советник. Только дело в том, что Ента — человек неприхотливый, и ей сгодится любая, даже самая грязная фамилия. Хоть Фаулебер. Выпишите мне бумагу на ее имя, посчитайте, сколько она должна заплатить, и утешьтесь в мечтах о двойной лепте.
Щур-Пацученя подумал, что Пармена Федотовича сейчас падучая схватит, так он покраснел. А и правильно: нечего было благородное лицо пана украшать синяками!
— Ну ты и жук, реб! Думаешь, я на попятную пойду? Стась, впиши-ка этой нищебродке в метрику что-нибудь погаже, поомерзительней. Пусть будет Ентой Лаузебетлер — Вшивой Нищенкой.
— Премного благодарен, пан советник. Ента все равно не сегодня-завтра к Богу отойдет, поэтому этой кличке недолго на земле быть.
Он повернулся к амбалам и сказал:
— Несите ее домой и передайте людям, пусть готовят деньги, да не забывают, что не в красоте имени счастье. Бог каждого по красоте дел его примет.
Господин Кувшинников и пан Станислав кисло переглянулись. Двух клиентов отдокументили по самое не балуй, а в кубышке — блоха на аркане веселится.
Но не успели здоровяки вынести Енту, как Менахем-Мендл снова подарил им надежду.
Он достал из-за пазухи расшитый золотой гладью вздутый кошель и высыпал на стол гору медной мелочи: две тысячи восемьдесят шелегов.