— Ты получил ранение в армии? — спрашиваю я, прикасаясь к шраму на его плече. Я знаю, что он
получил много наград и вернулся домой из-за ранения. Так вот я думаю, что это шрам последствие этого.
Коул вздрагивает.
— Да. Получил, когда был рейнджером.
— Извини, — бормочу я, опуская руку, но он хватает её и вновь прикладывает к шраму.
— Извини. Я не привык, чтобы люди видели или прикасались к нему, — голос Коула немного
оседает. — Но ты можешь потрогать, детка. Ты можешь трогать меня, где захочешь. Мне бы, например, не понравилось, если бы я не мог касаться тебя, где мне хочется.
— Ты можешь касаться меня везде, — улыбаюсь ему я и провожу пальцами по шраму. — Ты
расскажешь мне, как это случилось?
— Мы собирались штурмовать дом, и я услышал щелчок, когда один из моих парней вошел. Я
схватил его, оттянул назад. Но, к сожалению, был не достаточно быстрым, — Коул глубоко вздыхает. —
Бомба взорвалась. Я попытался заслонить парня собой, и осколки задели часть моего плеча, — я
прослеживаю пальцем несколько грубых следов от глубоких порезов. — Шрапнель. Осколки надо было
срочно достать, но полевые врачи не всегда действуют быстро…
Коул замолкает и я, приподнявшись на цыпочки, целую его.
— Мой папа тоже пострадал в армии, получив пулю в колено. Он не был рейнджером, как ты.
— Мне очень жаль, — бормочет Коул и, запутываясь рукой в моих волосах, притягивает меня к
себе. Я кладу голову ему на грудь.
— Он сам подстрелил себя, когда чистил пистолет, — признаюсь я. Коул ничего не говорит. — Он
немного взбалмошный, — добавляю я.
— Я понимаю, детка.
— А твой друг выжил? — стараюсь я перевести тему подальше от моего отца. Иногда мне трудно о
нём говорить. Временами он был хорошим отцом, а в другие – ужасным. Я не знаю, ненавижу ли я его
или люблю и не хочу думать об этом в данный момент.
— Да, он выжил. Вскоре после этого он ушёл в отставку. У него двое детей, жена и он хотел
вернуться к ним живым.
Я прекрасно понимаю это. Если бы у меня была семья, я бы не хотела делать ничего, что могло бы
навредить ей. Я бы хотела защищать их и всегда быть с ними. Это то, о чём я всегда мечтала.
— Давай, детка. Я пока приготовлю нам завтрак, а ты можешь понежиться в горячей ванне. Я не
хочу, чтобы ты заболела.
Я молчу, что уже немного «больна». Но это не простуда. Это восхитительно сладкая боль, которую я
готова переживать вновь и вновь.
Коул тащит меня с собой на кухню. Подняв меня, устраивает на кухонный островок и целует в нос.
— Я не очень-то хорошо готовлю, но могу приготовить яйца и бекон, — говорит мне он и стреляет в