— Ты знаешь, моя дорогая, — довольно произнес он, перестав терзать ее ягодицы, — иногда я начинаю сожалеть, что не встретил тебя раньше, когда ты еще ничего не знала о своих пристрастиях к боли и унижению.
Он заботливо убрал упавшие вперед рыжие пряди, открывая раскрасневшееся личико девушки. Справедливо опасаясь, что внезапная нежность была лишь незначительным затишьем посреди бури, Ава все же отняла ладони и тяжело сглотнула. И тут же вновь чуть было не завопила, когда Рид с силой дернул ее за волосы и запихнул ей в рот хлыст, вынудив закусить толстую плетеную кожу как кляп. Ава сорвалась, чуть было не съехав с тахты, к которой прижималась грудью и животом, подставив попу и спину под удары хлыста, но тем не менее удержалась, всеми пальцами вцепившись в старую грубую кожу. Потом на тахте обязательно останутся характерные следы от ее ногтей. Далеко не первые.
Рид неспешно перехватил хлыст одной рукой так, чтобы не дать нижней ни единой возможности выпустить изо рта импровизированный кляп. Он держал петлю твердо, лишь едва надавливая, но и самых минимальных его усилий Аве было более чем достаточно. Она с силой вцепилась зубами в грубую толстую кожу, стараясь удержать больно давивший на уголки губ хлыст, и смиренно застыла, ожидая дальнейших действий Господина.
— Юная и неопытная, — с удовольствием наблюдая за чужими страданиями, вдохновенно произнес Роберт и медленно потянул хлыст на себя. — Какое бы было наслаждение раскрывать в тебе желания угождать и подчиняться и затачивать их под себя. Вести тебя по новому миру, направляя той дорогой, которая была бы угодна именно мне.
Петля, вонзаясь в нежную плоть, тянула Аву назад и вынуждала ее прогибаться. С большим трудом девушка отпустила тахту и выпрямилась, а затем и вовсе прогнулась, сильно запрокинув голову, когда Господин повел хлыст вниз. Ей казалось, что еще немного и петля разорвет ей рот, и из зажмуренных в приступе животного ужаса глаз текли слезы. Но все же она сдерживалась, не позволяя рукам вцепиться в ненавистную петлю и сбросить ее с себя. На ней не было ни наручников, ни веревок. Не считая тугого ошейника, она была полностью обнажена. И лишь собственное желание услужить, выполнить приказ своего Господина, держало ее крепче всех кандалов на свете.
— Как Северин некогда раскрыл в Ванде ее тайные наклонности и получил в ее лице свою идеальную Госпожу, — продолжал меж тем Рид, — так и я бы вылепил из тебя свою совершенную рабу. Отвечающую только моим прихотям. Только моим желаниям. Никогда не знавшую никого кроме меня. Венера в кандалах. На мой вкус звучит куда более заманчиво.