Впрочем, Мартина Эмма тоже поначалу не принимала, считая странным, наивным и глупым. Всё изменилось настолько быстро, что она и сама не заметила, как пролетело время с первой встречи.
* * *
Эта февральская суббота не стала исключением. Эмма и Мартин встретились ясным днём, когда солнце сияло особенно ярко, когда золотистые лучи обдавали землю искрящимися всплесками.
Мартин выглядел задумчивым, но его глаза по-прежнему сияли, по-прежнему взирали на мир с интересом — он наслаждался природой и всем, что сотворяла она своими умелыми руками.
Эмма тоже пыталась радоваться, старалась получать от происходящего удовольствие, хотела наслаждаться жизнью, но не могла. Не могла делать это так, как Мартин. Ей казалось будто внутри неё чего-то не хватает, словно какая-то пустота, густая, недосягаемая. Пространство, не заполненное эмоциями, чувствами. Место, которое ненавистная апатия обычно выбирала в качестве своего укромного пристанища.
Она улыбалась, как и во время снежной битвы, старалась ловить от всего наслаждение, упорно хотела заполнить пустоту хоть чем-то, но не выходило.
Словно художник, потерявший вдохновение, она пыталась мысленно рисовать свой внутренний мир, добавляя штришки, внося детали, мешая краски. Но не получалось того результата, который Эмма упорно пыталась достичь — просто не выходило, будто не было достаточным то воодушевление и немного не хватало желания.
Мартин острожно взял руку Эммы, и их взгляды встретились. Юноша тепло улыбнулся, словно даря Колдвелл свет, стремясь разделить с ней радость.
Мороз мягкими покалываниями щипал кожу Эммы, ветер развевал волосы, а она, внезапно растерявшись, просто смотрела на своего друга и улыбалась. И ей казалось, будто пустоты и вправду постепенно становится меньше, будто заполняется пространство густыми линиями, будто наливается яркими красками.
— Сегодня ты услышишь другую песню, — прошептал Мартин, — новую. Прислушайся. В этих краях давно такого не было.
«И все-таки забавно он смотрится», — подумала Эмма, глядя в это круглое, мечтательное, сияющее искренней надеждой лицо. Но теперь ей это нравилось. Определенно нравилось.
А песню девушка и вправду услышала другую… Такую, какую ей раньше внимать на приходилось. Такую, что заставила её внезапно взглянуть на происходящее иначе. Иначе, чем после уютных вечеров, наполненных гитарными переливами, иначе, чем после смерти матери, после сокрушенных рыданий отца… Песня вышла новая. Совсем новая.
Неожиданно странная сила подбросила Мартина в воздух, в объятия острых, словно кинжалы, ветвей деревьев, переплетающихся солнечных лучей, морозной дымки. Ветер ли взбесился или неупокоенные души восстали из небытия — Эммы не знала, не понимала и не вникала.