Закончить свой рассказ Аня не успела. Неожиданно из коридора послышался отчаянный детский вопль, разнёсшийся по всему поезду. Ребёнок кричал где-то совсем рядом, и, судя по всему, он был серьёзно напуган.
Оставив Анну, я, вновь охваченная тревогой, рывком отворила дверь и выбежала в коридор, в котором уже толпился народ. Узнав, что привлекло их внимание, я замерла, как вкопанная, не в силах даже пошевелиться. Невольный ужас охватил меня, сковав всё тело, а сама я, поддавшаяся внезапному испугу, застыла около окна, неотрывно глядя на то, что за ним творилось.
Поезд по-прежнему мчался по железной дороге, отдаляясь от города, в котором жил Антон. И теперь нас со всех сторон окружал лес, охваченный пламенем. Огненные языки вздымались к потухшему небосводу, пронзая тяжёлый воздух, поглощая беззащитные деревья. Казалось, будто они стремились добраться до небес, и, забрав всё в свой клокочущий круговорот, сжечь дотла и облака, и беспечную лазурь, сокрытую густой пеленой туч. Единственными, кого огонь точно бы не тронул, были… голуби. Нет, не те милые глупые птички, каких мы ежедневно встречаем на городских улицах. Это были поистине страшные создания с горящими красными глазами, уродливыми клювами и исполинскими крыльями, которые то поднимались, то опускались, прорезая клочья дыма, — точь-в-точь как в моём сне.
Люди смотрели на птиц, словно заворожённые. На лицах большинства из них застыли гримасы неподдельного страха, что, в общем-то, было вполне оправдано. Некоторые дети плакали, прося родителей, чтобы те как-то убрали этих чудовищ с дороги. Однако взрослые, которые сами не понимали происходящего, ничего не могли поделать.
А поезд между тем мчался прямо в дымовую завесу. Видимость становилась всё хуже, всепоглощающее пламя окутывало окружающее пространство, превращая его объекты в безжизненные кучки пепла. Казалось, ещё немного — и мы сойдём с рельсов, утонув в этом бушующем океане безумия.
Моё сердце часто билось. Меня не покидало желание рвануть вперёд, побежать, и неважно куда именно. Я паниковала, но, несмотря на это, не двигалась с места. Какой-то внутренний голос заставлял стоять и, следуя его указаниям, я не смела делать какие-либо движения.
Но вот какой-то ребёнок подошёл ко мне и, по-видимому, ни о чём не подозревая, спросил абсолютно спокойным голосом:
— А что это за птицы? Они плохие?
Я, не соображавшая, что ответить на такой вопрос, предпочла просто промолчать. Мне было совершенно безразлично, узнает дитя, что это за твари или нет. Я даже пошевелиться не могла, а уж вести диалог с кем-либо — тем более.