Почва вновь зачавкала и забурлила, принявшись особо интенсивно утягивать нас в адскую чернь. Антон крепко держал мою руку, пытаясь вызволить меня из топкой жижи, но, кажется, тщетно. Потому что вряд ли из неё имелось спасения. Потому что позади багрянцем пылала кровь, а впереди зиял ад, неведомый, неизученный. Только ад. Ад, охраняемый вооружённым полчищем голубей-демонов, что принялись уже изгонять из своих владений нежелательных гостей.
Нет! Не будет милых пташек, не будет скамеечки, затерянной в тени, не будет солнца и крошек, потому что это не сон, а явь, потому что мы действительно совершили непоправимое деяние и очутились почти в аду. Проникли в обитель страха и ужаса с фосфоритными куполами, венчающими громоздкие башни, и зыбучими топями.
Топь утягивала наши тела и разумы, топь звала нас, заманивала к воротам. Наверное, она хотела пропустить нас, но не к деревьям, не к знаку и оружию, не к таинственному замку, схваченному голубиным пламенем, а в ад. Только в ад. Больше никуда. Кажется, мы должны были погибнуть, захлебнувшись болотной жижей и очутившись в аду. Осознание нагрянуло на меня внезапно, резко, стремительно.
Все преступники, обделённые властью и именем, попадают только в ад. Предъадье — для демонов и элиты. А люди уходят. Людям нет ни места, ни дороги, ни пути. Только врата, поскрипывающие невидимыми петлями, плавящиеся в голубином пламени.
Болото было почти по горло. Антон уже не держал меня, потому что не мог физически, ибо захвачен был топью, обитавшей на каждом маленьком участке жуткого места.
А тропы вились змеями, закрученными, зловещими. Зазывали и утягивали нас, схватывая, поглощая, погружая. Уже сдавшись, я застыла на месте, послушавшись адскую силу, почти смирившись с тем, что скоро меня не будет, скоро я окажусь в аду…
Нет, буду. Оптимистическое упорство внезапно нахлынуло на меня, заставив вырываться, резко, отчаянно. Подтолкнуло бороться за каждую секунду жизни — как своей, так и друга, уже предавшегося тягостному унынию. Наверное, он боялся или не понимал. Или покорился чарам Предъадья — что было неудивительно, совсем неудивительно. Его глаза угасли, яростный азарт исчез, бесчеловечная маска сковала скулы и губы. Он не двигался, не сопротивлялся булькавшему болоту. Топь давила и утягивала, подбираясь к лицу, пытаясь забраться в дыхательные пути. Жаждая погубить и унести в ад. Отвратительное болото! Отвратительное место! Отвратительный запах и атмосфера.
Но я знала, что должна выбраться, я была как нельзя точно уверена, что мы спасёмся, мы не попадем ад. Мы вернёмся домой. Причём успешно выполнив тяжёлую миссию.