- Что? - заорал Дима и снова сделал шаг.
Но я все отходила от него, и уже не могла остановиться. Сухая маска злости на его лице лишь больше меня подзадоривала.
- А я, дура, к тебе пошла. Вот тогда ты и решил отомстить по-другому. Ты же ту запись так и не удалил, да? Не смей ее отсылать отцу, слышишь? Если он умрет, я никогда тебе не прощу. Костяк сказал, что ты этого и добиваешься, но это уже слишком, Дима. Даже для тебя. Остановись. Ты должен прекратить это.
- Ты с ума сошла?
Рогозин буквально озверел. Он схватил меня за руку и прижал к стене.
- Ты вообще думаешь, что говоришь? - Он зло хмыкнул. - Нет, ты реально дура. То есть, какой-то хер подошел к тебе на улице, наплел всякую чушь, а ты и рада ему поверить? Вот так просто?
Он щелкнул пальцами, а я воспользовалась моментом и опять его оттолкнула.
Мне хотелось ему верить. Очень хотелось. Но на этот раз я не могла позволить себя обмануть. Никто больше не развлекался, на кону стояла жизнь папы.
- Нельзя же быть такой глупой и наивной, Юля!
Дима остался стоять на месте, пока я молча глотала слезы. Я уже приняла решение. Только сказать не решалась.
- Да, умеешь же ты подпортить настроение, - выплюнул Рогозин. - Мы поговорим вечером.
- Нет, - я резко оборвала его, когда он начал уходить. - Поклянись, что не будешь ничего отсылать папе. Или доводить его до инфаркта.
Он застыл у двери и бросил мне предупреждающий взгляд.
- Поклянись! - потребовала, срываясь на рыдания. - Это все, чего я от тебя прошу.
- Даю свое слово, Никитина.
- Хорошо, - я сглотнула и решительно посмотрела ему в глаза. - И меня ты тоже оставь в покое.
Он открыл дверь, но затем с грохотом ее закрыл и направился ко мне.
- Ты это сейчас серьезно?
Его образ был расплывчатым из-за слез, но я даже издали ощущала исходящую от мужчины ярость.
- Да. Я так больше не могу. Надя, папа, ты... Слишком заигрался со своей местью. И я не собираюсь быть ее частью.
- Да ты. Просто.
Он сжал кулак и замахнулся. Я вскрикнула, но так и не ощутила удара. Он пришелся на стену прямо возле моего лица.
Дима быстро отошел от меня, осмотрел с ног до головы и покачал головой. Обреченность. Вот что я видела.
- А ничего и не выйдет. - Он развел руками, а затем развернулся и все же пнул ногой эту чертову дверь. Но я отчетливо услышала последнюю фразу: - Сама ко мне пришла.
И этого хватило, чтобы горькая правда затопила сердце. Он не отрицал, что воспользовался мною. Нет, во всем виновата я сама, что явилась к нему тем вечером, наивно надеясь на помощь. Но поступив так, я уберегла папу от волнения. Что такое моя гордость по сравнению с его жизнью? Не о чем жалеть.