Листва, опавшая с деревьев в осеннем парке, которой так весело бросаться в строгую бонну. Неповторимый аромат сжигаемых на кострах сухой травы и листьев, что дворовые сгребают с садовых аллей.
Зимние просторы и высокий холм, на котором в холодную пору раскатывает ледяные дорожки деревенская детвора. Так страшно лететь с холма на салазках, одновременно и пугаясь, и наслаждаясь скоростью, от которой даже свистит в ушах…
Лиза захлопнула медальон, а после прижала его к губам, даже не замечая, что подушка под ее щекой уже давно стала мокрой от слез. Прикосновение холодного металла к нежной коже отрезвило ее, заставило почти угаснуть огонь, вспыхнувший этим вечером в груди при взгляде в глаза Александра.
— Я помню, — прошептала она, обращаясь в никуда. А потом снова перегнулась через Ирину и потянулась к кофру. С легким стуком упал медальон в надежное укрытие за тканевой подкладкой, снова возвращаясь в привычное для него место.
Утомившись за вечер, да к тому же наплакавшись вдоволь в последнюю четверть часа, Лиза быстро заснула. И снова она кружилась по бальной зале, едва касаясь туфельками паркета, а у колонны одной из стен залы стоял, как и нынче на вечере, Дмитриевский, наблюдая за каждым ее движением. Кроме них в зале не было ни единой души, даже музыкантов. Казалось, что музыка льется откуда-то сверху, с расписанного нимфами и сатирами потолка.
С каждым мгновением танец все менее и менее походил на вальс. Очередное движение тела или рук становилось все более плавными, более грациозными, словно Лиза исполняла pas de châle>[71], демонстрирующий исполнительницу в полной красе. Она двигалась и двигалась, наслаждаясь огнем в глазах Александра, кружившим ей голову почище самого быстрого тура вальса. Тело будто не принадлежало ей, стремясь обрести совсем иного хозяина, который без единого движения или слова внимал его беззвучной мольбе.
Кровь Лизы раскаленной лавой текла по венам под тонкой сорочкой (она отчего-то была именно в этом легком одеянии). Дыхание сбилось, стало тяжелым и прерывистым. Удивительное томление крутило и разрывало душу. Она сама не понимала, чего хочет, и отчего такая жажда внутри, что даже губы пересохли.
Лиза все кружилась и кружилась по зале, заставляя подол сорочки вздыматься вверх, обнажая тонкие лодыжки, пока не заметила в одном из зеркал движение фигуры в черном фраке. Остановилась за мгновение до того, как он опустил ладони на ее хрупкие плечи, прекращая эту совсем непохожую на вальс пляску. Сердце пропустило пару тактов, когда его ладони поползли вниз вдоль тонких рук, когда, сжав ее запястья, он взял Лизу в плен своих крепких объятий, прижимаясь к ней всем телом.