Свое племя
— День добрый, хозяин, — приветливо поздоровалась бледная темноволосая женщина, входя в темное помещение часового мастера.
Это был обычный магазинчик-мастерская, каких много бывает в маленьких городках, и даже если вы не видели ни одного из них, наверняка, вы читали о таком в книгах. Здесь тоже, дневной свет проникал в кусочек стекла в двери и в высокое окно, но из-за того, что помещение было заставлено, завалено часами, все равно было темно. Господин Мо, хозяин магазина, угрюмый коренастый человек, в общем, не сильно примечательный. Городок был небольшой, тихий, и, как часто бывает, сюда приезжали люди с историей, которую они хотели оставить позади.
Он хорошо и недорого чинил и продавал часы, еще у него можно было купить и другое, вроде статуэток, табакерок, коробочек, шкатулок.
Никто не знал, откуда приехал господин Мо, говорил он, смягчая твердые согласные, но акцент узнать никто не мог. Конечно, иногда заходили споры, кто-то клялся, что узнал арабский акцент, кто-то определял русский, немецкий, узнавали даже китайский и иврит. Когда случалось самому Мо участвовать в каких-то разговорах, он рассказывал о разных странах, в которых побывал. И люди решили, что это человек, который скитается по миру, но не понимали, что его гонит из страны в страну. За глаза ему дали, конечно, прозвище – не могли не дать – Вечный Жид. Как обычно, не имея в виду ничего плохого. А через несколько лет все были уверены, что господин Мо – еврей.
Ближе всех с господином Мо общалась Рут, жена ювелира. Хозяйка большого семейства. У нее и ювелира Когана было пятеро детей, от семи до семнадцати лет. Все серьезные, как отец и приветливые, как мать. Рут была доброй женщиной, хорошо готовила, пекла к праздникам и хорошо зарабатывала. И хоть она была приветлива со всеми, все знали, что дружит она с евреями. Поэтому никто не удивился, что Рут стала приносить господину Мо иной раз обед, выпечку, забирала чинить и стирать вещи. На сальные вопросы, уж не решила ли она поменять ювелира на часовщика, Рут смеялась и говорила:
— Надо же помогать своему племени. Кто еще поможет? Мо один, бывало, заработается и поесть забудет. История у него тяжелая. Вот и не знается ни с кем. А так, добрый он.
Дальше Рут пускалась в перечисления, кому, что и за сколько он починил и сколько это принесло добра человеку.
— Правда твоя, — соглашались люди. – Добрая ты, Рут. Есть ли кто-то на земле, кого ты не любишь?
— Кто злой, того и не люблю, — смеялась Рут. – Нельзя не любить всех немцев из-за кучки сумасшедших, или всех арабов из-за их бесноватых, это ж не древние египтяне, которые всем составом пытались извести целый народ.
