Я поймал губами вторую слезу, найдя ладонью твою ладонь. Вновь пальцы прошли через твою плоть, заразив меня предсмертной болью.
— Хочу тебя почувствовать…
Не могу отказать. Не хочу отказывать. Не хочу терять. Сжимаю пальцы и на этот раз обжигаюсь холодом твоей кожи… а крылья мои, мои великолепные крылья растворяются в лунном свете.
— Прекрасен, — почему-то плачешь. — Лучшее в моей жизни. Живи, любовь моя…
— Чувствуешь? — спросил я, целуя тебя в губы.
Сжимаешь пальцы, шепчешь: «Да». И отдаешь последнее дыхание мне. Человеку.
* * *
Раньше, когда было плохо, я летел, теперь бежал. Бесконечные, пустые коридоры. Неяркий свет. Крики в спину, лестница. Холодный воздух в лицо. Я бежал. Через визг тормозов, через летящие в спину проклятия. Бежал. И наслаждался бегом. Человеческим телом, душащей меня любовью. Я вспоминал глаза нашего сына, который никогда не родится, я выл в полный голос, понимая, как многое потерял. Нет, как многого я не имел.
Я хотел, как и она, простой жизни. Любящей жены. Тебя. Отцовства. Но я не получу ни первое, ни второе, ни третье.
Мост, плитка под ногами, золото огней и бесконечная, темная речная лента. Перелезая через перила в том месте, где недавно стоял ты, я вдруг понял. Умирать легко, если там, на другой стороне есть…
«Я буду тебя ждать».
— Куда, придурок! — закричал кто-то, отрывая меня от перил и швыряя на тротуар.
Больно. Никогда не было так больно и так пусто внутри. Я тихо засмеялся. Я смотрел на своего спасителя и видел почему-то темную, спокойную воду под мостом, в которой отражались золотые огни фонарей. Я чувствовал, как несло от этого человека алкоголем, и сильно удивился, когда наконец-то заметил: темные глаза его были полностью трезвы.
— Знаешь, друг, — сказал он, садясь рядом на асфальт. — Утопиться хотел, но вот передумал.
— Почему хотел?
— Да… жена моя… в аварии. Была и вдруг нет. Месяц как уже. Она все ребенка хотела, а я дурак — работа, друзья, развлечения, некогда, повысят, тогда и подумаем. А что теперь работа, когда домой идти сил нет, везде ее вижу. Друзей видеть не могу. Развлекаться… сам понимаешь.
— А почему передумал? — равнодушно спросил я.
На эмоции сил не хватало. На сочувствие — тем более. Да и способен ли я сочувствовать? Я, бескрылый инкуб, выжженный изнутри, и сочувствовать?
— Тебя, дурака, увидел, подумал, что глупо все это…
Я горько хмыкнул. Надо же, хоть на что-то я сгодился.
— Может… выпьем? — спросил он, суя мне бутылку жигулевского.
— А поможет?
— Нет.
— Тогда зачем пить?
— И в самом деле, зачем? — подернул он плечами, уставившись в спокойное, бездонное небо, край которого разрезала ярко-алая заря. — А топиться зачем?