Стая сиганула в воздух, неторопливо расправляя крылья.
Самые быстрые осыпались вниз клочками окровавленных перьев, самые ленивые — иссушенными, до состояния египетских мумий.
Притопнув ногой, существо снова хлопнуло в ладоши, открывая свой собственный, неоново-голубой, портал, в который первыми заскочили питомцы. Из-за обреза свечения появилась ободранная рука и тут же исчезла, втянутая обратно.
— Это ты, Шаон, удачно портал открыл! Мои питомцы сегодня не успели позавтракать…
Пересмеиваясь, вампиры простояли на крыше еще минуту, пока из портала не выглянула вытянутая волчья пасть и, прищелкивая клыками, доложила, что стол накрыт и угрозы нет.
Шаон действительно очень удачно открыл портал, словно сама рука провидения направляла его, подправляя координаты. Только, удача у вампиров какая-то странная, совсем не удачная для окружающих и особенно для тех, кто на них горбатится, в меру собственных сил, понимания и совести.
Уже не раз и не два, питомцы кормились свежатинкой, что при жизни была верными слугами, продвигающими "Договор"; экспериментальные боевые заклинания разрывали самые высокие здания или обваливали самые глубокие бункеры, наполненные теми, кто больше всех радовался приходу всесильных хозяев, быстрых, прекрасных и совершенно не боящихся солнечного света, чеснока или святой воды.
Серебра нынешние вампиры боялись лишь отчасти — ровно точно так же, как обычный человек боится столового ножа.
Если и были у высших страхи, то человечество о них ничего не знало.
Поскуливающие люди, устроенные на мягких диванах и пять тел, ровным рядком уложенные на полу у их ног, встречали своих новых богов.
Трактирщик Бькманн, его шестеро взрослых дочек и две жены — старая и молодая, взятая всего полгода назад в надежде на рождение сына-наследника, с ужасом смотрели на то, что еще недавно было их слугами.
Иссушенные тела с открытыми в крике ртами.
— Мы чтим "Договор", Уважаймейшие! — Подпрыгнул трактирщик, едва через портал прошел первый нежданный гость. — Мы платим и сообщаем! Служим…
— Сядь, корм. — Шаон ткнул пальцем трактирщику в пузо и брезгливо вытер палец о расписную салфетку, лежащую на журнальном столике. — Ты послужишь нам еще лучше, когда замолчишь.
— А-а-а-ар-р-р-ргх! — Кашлянул один из питомцев, вышел в центр комнаты и потянулся, перетекая из волчьего обличия, в человеческое… Впрочем, не совсем человеческое — грубые черты лица, словно высеченные топором, длинные руки и клыки, все так-же торчащие из ротовой полости. Добавить сюда неестественный, зеленый цвет кожи и черные ногти-когти и портрет будет совсем завершен.