Очешуеть!
Он бы его, еще моим родителям, позвал!
Нет, маман, может быть, еще бы и сделала вид, что внимательно слушает… А вот папа… Ну, а я — весь в своих родителей: могу сразу выслушать, а могу сразу и за дверь выставить!
Отец Серафим, нарвался с места в карьер, только при представлении, сразу получив от меня пояснения, кому он приходится "отцом".
— Не веруешь… — Печально пробасил он, разглядывая меня и вздыхая.
— Нет. Религию не признаю. — Четко, по буквам, произнес я, вставая со своего места и покидая кабинет полковника.
Может быть, Серафим и был не плохим священником, но мне-то с того, что?
Конец августа и начало сентября прошли для меня вереницей потерянного сознания, выпадения из реальности и тщательно спрятанных от меня, Настиных слезах.
Подумать только, какой-то маленький сосудик, там, в моей голове, получил ма-а-а-а-а-аленькое повреждение и теперь — все. Теперь, любое мыслительное усилие повергает меня на пол, во тьму безвременья.
Даже поцелуй Насти и все — "отключка"!
Серафим пытался поговорить со мной еще трижды, напирая на божественность, чудо и "все в руках" странных сил, что не могут навести порядок даже в подконтрольном им мире, путая понятия и придумывая ритуалы, от которых воняет язычеством не за версту даже, а за пару парсеков!
В третий раз его выставила Настя. Во-второй — дядя Рома, заскочивший поболтать о пустяках. Н-да, теперь я только и могу, что разговаривать о пустяках, радуясь, что могу, пока, разговаривать.
Судя по прогнозам, через пару месяцев и это станет для меня "прекрасным далеко".
Страшнее всего были не прогнозы. Страшнее всего была седина в волосах любимых людей.
Что же, я всегда знал, что Там, Сверху, кто-то есть. И у него есть чувство юмора, совершенно ошеломительное, чувство юмора.
И теперь я, с этим чувством, познакомился лично. А очень скоро — познакомлюсь и с владельцем этого чувства.
Думаю, у нас будет, о чем поговорить за рюмкой чая!
Идею съездить, развеяться, подкинул дядя Рома, низкий ему поклон за всю его доброту и внимание, что он отдавал нам, отрывая от своей собственной семьи и бизнеса.
Тут-то открылась и еще одна проблема: летать мне больше было нельзя, а из наших, очень не теплых, широт быстрее всего именно на нем, серебристокрылом чуде.
Можно было на поезде, но тут все по Филатову: "Я туда пока доеду, опасаюсь дуба дам…" Да и не любитель я паровозного "тадам-тадам", "чух-чух" и "ту-ту-ту"!
Сюрприз подкинул Федоров, выбивший для Насти внеочередной отпуск, не смотря на всех наших заклятых друзей, что снова активировались, скуля и воя, забыв о том, что, в общем-то, мы так и находимся в состоянии военных действий. Пару раз "зеленокожие" и "узкоглазые" защитники прав животных, возникали на островах принадлежащих моей Родине, производя странные замеры и бессмысленно утопая, словно лемминги.