Купал Ее в предрассветных сумерках, закутывая в багрянец восходящего солнца.
Я рождал для Нее мир заново, лишь бы увидеть восхищение на прекрасном лице.
И собственноручно загнал себя в хитроумную ловушку, жестокую и изощренную сладкой пыткой.
Страсть и граничащая с безумием любовь — я читал это в Ее глазах, не сомневаясь в том, что вижу. Ни единого сомнения, никогда.
Глупец, забывший свою сущность, отринувший свое естество ради скоротечной любви человека.
Ей нравилось, как я играю. А потому самая прекрасная мелодия, сотканная из боли, была моим Ей последним подарком.
Полы плаща взвиваются под порывами ветра, длинные волосы взлетают за спиной.
Делаю взмах Косой, разрезая ветер острым лезвием.
Мое наследие превратилось в смертоносное орудие. Я сам стал смертоносным орудием.
Тео спрашивает — кто я? — и не дожидается ответа.
Молчание затягивается, тишина становится звенящей и плотной, ощутимой покалывающей кожей.
Тео медленно поворачивается, смотрит прямо в мое лицо, растерянно моргает и замирает. Влажные пальцы стискивают мою неподвижную, словно онемевшую ладонь.
В полутьме комнаты лицо ее выглядит беспомощным, но не замечаю и капли возможного страха.
— Я думала, что схожу с ума, — говорит Тео, не отводя взгляда. Глаза нездорово блестят, изучая меня. Выдерживаю ее взгляд с невообразимым трудом, ощущая свинец в груди, когда-то бывший моим сердцем.
— Ты ведь существуешь, правда? — почти мольба, а я вновь не нахожу ответа. Произнести хоть слово кажется чем-то невыполнимым. В горле будто песок — молчу, потому что боюсь озвучить правду, в которой сомневаюсь.
Тео теряется, не дождавшись жизненно необходимых ей слов, мое молчание опускается на ее плечи, придавливая. Взгляд ее мечется, уходит в сторону. Бескровные в ночных сумерках губы сжимаются, а пальцы дрожат в моей руке. Дрожат, но не отпускают.
Истязаю ее, того не желая. Сам по себе являюсь мукой ее заблудшему в тенях сознанию.
Решаюсь с трудом, точно совершаю что-то грандиозное. Пытаюсь напомнить себе о своей воле, о слабости сжавшегося рядом человека, но ощущаю только мучительную скованность.
— Как… — слова прорываются с хрипом, замолкаю, наблюдая, как Тео мгновенно вскидывает голову, устремляя на меня почти безумный взгляд. Сглатываю и почти шепчу: — Жива ли… твоя собака?..
Задаю вопрос, не имеющий смысла. Я растерян, и эта забытая эмоция кажется мне чудовищной. Не могу подобрать слов, не могу связать свои мысли в единое целое, вновь не могу овладеть языком, поднятым из руин памяти, знакомым мне каждым звуком и сочетанием.
Тео улыбается. Улыбка как маленькое солнце — озаряет тьму вокруг, прогоняет тени, заставляя их забиться по углам. Вокруг темно, за окном ночь, но я воочию вижу, как свет разливается по комнате.