— Начнем с конца списка. Сиире? Может быть, Белиал? Волак? — Тео повышает тон, голос ее дрожит, карие глаза вспыхивают сильнее с каждым произнесенным словом. — Ну же, какое имя тебе ближе? Агарес? Васа…
Рука двигается молниеносно, как змея в броске. Хватаю пальцами подбородок девушки, заставляя умолкнуть на полуслове. Стискиваю ее челюсть, притягиваю к себе, вынуждая приподняться, потянуться вверх к моему лицу. С трудом удерживается на ногах, от неожиданности едва не падая, спотыкается, но моя рука держит ее крепко, до боли, рисуя гримасу на лице.
— Умерь гордыню. Ты человек, который ничего не знает о себе и том, как устроен мир.
Мой голос дрожит от напряжения, кажется чуждым вдруг, словно понятный язык вновь превратился в вязь неразличимых звуков, потерял смысл.
Мелодия скрипки разрезает пространство, рвет его на лоскуты, звучит надрывом, заполняет больную голову, застилает глаза алым туманом. Я слышу биение сердца Тео, вижу пульсацию крови в ее венах, различаю глухой шум, который сливается с голосами, налипшими извне, полными криков и боли.
Прикрываю веки, грудная клетка тяжело поднимается, когда делаю вдох, заполняя легкие могильным холодом.
Крики становятся громче; слышу стоны и бесконечные изматывающие мольбы — растворяются в бескрайнем небе алого цвета, сливаясь в общий гул.
Цвет крови, брызгами, разводами везде, заполняя весь проклятый мир. Цвет человеческой крови, ритмичный шум которой заглушает скрипичную мелодию.
Так звучит сердце Тео, так звучит она сама.
Открываю глаза и вступаю в неравную схватку, победитель которой заведомо известен обеим сторонам. Побелевшие пальцы сжимают подбородок девушки, причиняют боль, беспрекословно подчиняют.
Перед глазами вспышкой проносятся чужие чувства, хитросплетенный клубок, на секунду мелькнувший как смутное видение. Слепит, показываясь мимолетно, от бессильной ярости до беспросветного отчаяния, а там, почти на самом краю — наполненная печалью глубокая нежность.
Нежность… ко мне?
И тут же хлопком — теряю Тео, точно вышвырнутый с силой из ее сознания.
— А ты сам? Ты ничего не знаешь, — трепещут темные ресницы, Тео кусает губы, но продолжает, рвано вцепляясь пальцами в мое запястье. — Ты… вообще… никто. Никто, слышишь? Просто никчемный дух, который настолько одинок, что привязался к простому человеку, как бездомная псина, — шипит сквозь стиснутые зубы, не сводя пристального, горящего взгляда. Но ей не обмануть меня. Там, спрятавшись за стеклами очков, за карими радужками, скрывается то, что я боюсь принять, то, что я успел разглядеть в приоткрытую дверь. — Ты таскаешься за мной, защищаешь меня, а сам… думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь?