Отец, как всегда, сидел в своем кресле, а Трой стоял рядом с ним. Задыхаясь от волнения, я смотрела на Троя, пытаясь уловить его реакцию, но его лицо осталось невозмутимым.
— Боги милостивые! — воскликнул отец. — Что с тобой сделали?
— Это платье по новой моде, — тихо выдавила я. Направляясь к ним, я надеялась, что увижу, как Трой побледнеет, потеряет контроль над собой, ну или хоть как-то отреагирует. Как мужчина на женщину. Как мужчина, полный тайного желания. Когда этого не случилось, моя уверенность в себе улетучилась. — Если тебе не нравится, я могу переодеться, — всхлипнула я, глядя на отца.
— Какое же это платье?! Больше похоже не комок веревок. Трой, почему ты позволяешь ей так себя вести?
Трой не ответил, все так же пристально глядя на меня. Я умудрилась не показать им своего разочарования и, развернувшись, гордо направилась к себе.
Стараясь сдержать слезы, я переоделась и снова вернулась в кабинет отца. До королевского часа оставалось 10 минут. Дверь была приоткрыта, и мне были слышны их голоса. Не исключаю, что мне предназначено было услышать их разговор. Иначе зачем они оставили дверь открытой? Возможность подслушать представлялась очень редко, поэтому я сняла туфли и подкралась поближе к кабинету.
— И что ты собираешься делать? — Это был голос отца.
— Буду продолжать все, как сейчас. Надеюсь, что ей скоро надоест.
— А если не надоест? Она уже несколько месяцев тебя изводит своими заигрываниями.
— Тогда попросим ирриори найти ей любовника.
— Попроси их об этом сейчас!
— Хорошо, я поговорю с ними завтра утром, Диин. У тебя есть какие-нибудь предпочтения?
— Я-то тут причем?! — фыркнул отец. — Пусть ирриори выберут кого-нибудь, кто понравится Ви, чтобы она от тебя отвязалась. Если ты ей настолько нравишься, то пусть найдут ей мужчину, похожего на тебя.
— Я уже сказал, что не думаю, что я ей на самом деле нравлюсь. Она пытается повлиять на меня, чтобы ты обратил на нее внимание.
— Какая разница, почему, но она не дает тебе прохода. На всякий случай, запирай свою спальню на ночь. С нее станется к тебе влезть.
В тот момент я заметила, что в мои легкие уже почти не поступает кислорода. Горло сжалось от болезненного спазма, и перед глазами замелькали мушки. Невыразимый, тошнотный стыд согнул меня пополам, и я беззвучно упала на колени, привалившись к стене. Отец. Отец, а не Трой, оскорбил меня. Единственный человек в мире, которого я любила, встал на сторону моего врага.
Следующие два дня я провела в постели, сославшись на недомогание. Я пыталась заплакать, но не могла. Я переживала этот разговор снова и снова и с силой зажмуривала сухие глаза, молясь, чтобы подслушанные слова стерлись с моей памяти.