Безумие в моей крови (Дивеева (Морская)) - страница 37

Я докажу, что и он, и ирриори — беспринципные лжецы, и найду путь защитить себя.

* * *

В два часа ночи я проснулась, дрожа от накатившего на меня страха. Мое лицо было мокрым от слез, и я порывисто втягивала воздух, задыхаясь и кашляя. Мне приснился мой портрет в галерее на верхнем этаже, на том самом пустом месте, рядом с портретом отца.

Табличка на раме гласила:

"Королева Вивиан Риссольди и ее друат Трой Вие".

Я села на постели, прижимая к себе одеяло дрожащими руками. Портрет по-прежнему стоял перед моими глазами, оживая, пугая, отпечатываясь в моем сознании. Даже зажмурившись, я видела его все так же четко. На портрете я сидела на троне с потерянным выражением лица и такой же стеклянной улыбкой, что и у моих предков. Незнакомое мне бардовое бархатное платье спадало на пол небрежными волнами. Рука Троя лежала на моем плече, и он улыбался. Во сне я впала в неистовство, начала царапать холст, пытаясь стереть изображение его руки на моем плече.

Встав с постели, я подошла к окну, пошатываясь и путаясь в одеяле, которое поползло за мной, сковывая лодыжки прохладной тяжестью. Мое сердце все еще кувыркалось в груди, а кожа была влажной от холодного пота. Немудрено, что мне приснился этот кошмар: в последнее время моя жизнь потеряла привычный ритм. Мне вдруг безумно захотелось увидеть отца. Чувство вины из-за того, что я оставила его одного, все еще зудело где-то в моем сознании. Когда я была маленькой, я иногда прибегала к нему в спальню посреди ночи, чтобы пожаловаться на плохой сон. Тогда он брал меня за руку, укладывал обратно в мою постель и рассказывал сказку про прекрасный мир, где все вокруг переливается цветами радуги, и где я стану прекрасной королевой, вершащей правосудие. Мне снова захотелось услышать эту сказку. Лиивита действительно была прекрасна, и я вскоре стану ее королевой. Насчет правосудия и волшебной радуги я не знаю, но в сказке все было намного более жизнерадостным. В той сказке я была счастлива.

Накинув на плечи шаль, я выскользнула в коридор и, придерживаясь за стены, направилась к спальне отца. Как я и ожидала, дверь была не заперта.

Наощупь, в кромешной тьме я подошла к окну и отодвинула тяжелые, бархатные занавеси. Лунный свет нарисовал на ковре масляные круги, позволяя мне найти кровать отца. Я пододвинула к ней кресло и устроилась в нем, подобрав ноги и накрывшись шалью. Дыхание отца было неровным, и, время от времени, он что-то обеспокоенно бормотал, как будто ему снился неприятный сон. Я нежно прикоснулась к его плечу, и он тут же успокоился, затих.