Серый протянул мне сигарету:
- Покури и успокойся. Руслан прежде всего думает о тебе и о детях. Он не хочет, чтобы ты мелькала перед домом и тебя видели журналисты. Это ради твоей безопасности. Еще неизвестно, кто убил Царя и зачем. Приезд близких может стать еще одним способом достать Руслана, надавить на него.
Я сунула сигарету в рот, и Серый чиркнул зажигалкой. Звучало более чем убедительно. Но по спине пробежал холодок. Я снова окуналась в это болото, где каждый шаг мог быть последним.
- Куда мы едем?
- Я снял квартиру, как только Русу сказали, что ты вышла из самолета.
Черт возьми! Получается, Руслан прекрасно знал, что я приехала! И не отвечал мне? Намеренно?
- А что с его квартирой? – спросила я, нервно постукивая подушечками пальцев по сумочке.
- Какой квартирой?
Серый наконец-то выехал на трассу и прибавил скорости.
- С той, что он купил.
- Не помню, чтобы Бешеный покупал хату. Может, он не сказал мне. Оксан, ты успокойся. Сейчас не самое лучшее время для выяснения отношений. Мы все в шоке, с этим нужно разобраться, и это не произойдет так быстро, как мы хотим! Поверь, на Бешеного столько навалилось, что я еще удивляюсь, как он не сломался и не сидит на водяре с утра до вечера. Я оставлю тебя в квартире и поеду на похороны. Рус вечером приедет к тебе. В хате все есть. Я скупился. Но если что-то надо - там наличка в ящике трюмо в спальне.
Мы въехали в новый район, и Серый притормозил.
Через пару минут он уже открывал входную дверь в шикарную квартиру в центре города. Сунул ключи мне в руки и уехал. А я так и осталась стоять посередине комнаты с чемоданом и в полном недоумении, чувствуя, что напряжение не только не отпускает, а начинает набирать обороты.
Я позвонила маме, чтобы немного успокоиться, поговорила с Ваней, который взахлеб рассказывал мне о новой компьютерной игре, и как бабушка разрешает ему играть в нее, в отличие от меня, а Руся требует конфет и мультики. Я слушала рассеянно, постоянно думая о том, что сказал Сергей – об убийстве родителей Руслана, и понимала, что мне страшно. Словно я вдруг выдернула голову из песка, как тот страус, и увидела, что опасность не просто не миновала, а смотрит мне прямо в глаза, заставляя содрогаться от ужаса.
***
Руслан одернул простынь и сжал челюсти с такой силой, что показалось по зубам пошли трещины. Боль от потери бывает разной, как и реакция на нее, им овладевала ярость. Глухая, черная ярость, она заволакивала сознание, продираясь сквозь слепоту и глухоту шока после страшного известия. Руслан никогда не знал, как мог бы отреагировать на подобное горе, но он и предположить не мог, что вместо саднящего, опустошающего чувства потери, у него возникнет это дьявольское желание убивать. Смотрел на круглое отверстие во лбу отца, переводил взгляд на мать, которая казалась неестественно хрупкой и маленькой под белоснежной простыней, и понимал, что у него крошатся кости и впиваются в мясо от дикого желания найти того, кто это сделал, и выпустить ему кишки в полном смысле этого слова. Взгляд застыл, как стекло… вместо синеватых лиц покойников он видел, как отец что-то кричит ему и указывает пальцем на дверь. До дикости захотелось вернуться в те дни, когда это было возможно. Оказывается, когда человек уходит навсегда, начинаешь тосковать даже по скандалам, даже по самым болезненным словам, но только бы этот человек говорил, ходил, дышал, жил. Все кажется таким мелким, незначительным, пустым в сравнении с пониманием, что больше никогда не услышишь даже слова или собственного имени.