- Тогда мы с вами поладим, Сергей Васильевич.
Протянул Новикову руку, и тот пожал его ладонь очень крепко. «Херовый из тебя психиатр, Лешаков, и мент ты был херовый. Вот политик из тебя выйдет, что надо. Марионеточный и коррумпированный. То, что доктор прописал». Слова Царева прозвучали в ушах и резанули по нервам. «А ты мертвый политик, потому что много из себя строил». Когда Сергей вышел из кабинета Лешего тот вызвал Аллочку, и пока та, стоя на коленях, делала ему минет, а он, откинувшись на спинку кресла, смотрел на мозаику выложенную на потолке и говорил, срываясь на стоны:
- Ты завтра Новикову сама позвони или… ох да, детка, соси сильнее… или оттрахай этого в туалете у нас… чтоб искры из глаз...
После того как кончил, сунул секретарше деньги в лифчик и щелкнул пальцем по курносому носу.
- Не строй из себя обиженную, девочка. Я ведь и сам обидеться могу и найти на твое место более сговорчивую. Все поняла?
Та кивнула и, достав деньги, нагло пересчитала при Лешакове, потом приподняла одну бровь и тот, усмехнувшись, добавил еще пару купюр.
- За усердие.
7 ГЛАВА
Он смотрел на ее профиль, на тонкие руки, сжимающие сумочку, сжатые челюсти и контур скул, по которым так недавно проводил пальцами, и крепче в руль вцепился, чтоб не дотронуться. До ломки захотелось, до дрожи. Расстояние преодолеть вот это гребаное в несколько сантиметров, а такое впечатление, что она на другом краю вселенной сейчас. Её собственной, где приговор ему вынесла и сидит думает, как привести в исполнение. Внутри Руслана происходил переворот, взрыв противоречий и дикая ярость на себя, на ситуацию и страх. Паршивый, мерзкий страх, что все, что она говорила, было долбаной правдой. Неужели жалеет? Вот так просто не верит ему? Ни единому слову. Да, блядь, он женился, у него выбора не было, его к стенке прижали и дуло между глаз поставили. Но не между его глаз, а между ее. Между ее любимых глаз нарисовалась маленькая мишень. И одним выстрелом всех сразу. Не нужно убивать каждого по отдельности.
- Тебя так волнует эта печать в моем паспорте? - наконец-то спросил он, чувствуя, как это тяжелое молчание выводит его из себя, и он готов сорваться. Именно потому, что она молчит. Как изваяние, как камень бездушный. Пока вещи собирала молчала, пока в лифте спускались, и он ее чемодан в багажник укладывал. Руки чесались схватить за плечи и тряхнуть. Так тряхнуть, чтоб вытрясти из нее все до последнего слова. Все, о чем думает и как давно, мать ее, жалеет обо всем, но не тронул и пальцем. Сдержался. Не смог.