— Оно и видно, ага, — заметила девушка с сарказмом.
— Что видно?
— Что с гондоном привык. Видимо, с ним чувствительность снижается, — опять поддела она.
— Ну да, снижается, — подтвердил Костик, совсем как-то растерявшись.
— Да-да, да-да, — опять закивала Маринка, хихикнув.
Бирюков психанул.
— Эй, Иванова, это что за намеки, а? — нахмурился он, приподнимаясь на локте, сосредоточенно вглядываясь в ее беззаботное лицо.
— Нет, нет, никаких намеков. Просто девки болтают, что ты гигант, а на деле как-то все шустро кончилось. Или ты руками обычно до смерти изводишь? Тоже неплохо.
Оценив раздутые ноздри и прищур Кости, Марина прикусила губу и стала тихонько сползать с кровати.
— Эээ, ну вроде у тебя все хорошо теперь. Я пожалуй…
— Стоять, — рявкнул Бирюков.
Маринка встать не успела, но от его рыка вздрогнула и свалилась с кровати. Костя тут же подхватил ее и закинул обратно, прижав своим телом и зафиксировав запястья девушки над головой. Иванова вытаращилась на него во все глаза, не без удивления осознав, что в такой безвольной позе она еще сильнее его хочет, особенно такого злющего. Марина никогда не видела Костю злым. Разве только тогда на улице, когда он назвал ее в сердцах шлюхой.
— Шутим? — выдохнул он ей в лицо.
— Да какие тут шутки? Всем спасибо, все свободны. Разве нет? — продолжала потравливать она его, сама не понимая, откуда в ней такая смелость.
— Нет, девочка моя. Я только начал, — и Костя потерся о нее, давая понять, что вполне готов снова.
— Ага, и я вот начала, но не закончила.
— Сейчас поправим, — пообещал Костя, ухмыляясь, как злодей из мультика, ущипнув Марину за сосок.
Ее тело моментально отозвалось, заставив девушку выгнуться, тихо пискнув. Костя отпустил ее руки, которые снова ласкали и гладили, пощипывали и растирали. Уже через пару минут Марина опять пылала, мечась по кровати, умоляя Костю. Но в это раз он не торопился, он полностью контролировал ситуацию. Его пальцы лишь изредка прикасались к набухшему бугорку, лишь слегка дразнили вход, не поникая внутрь. Губы ставили влажные метки на ее теле, а потом Костя дул на место поцелуя, заставляя Марину дрожать. Его зубы мимолетно царапали ее соски и чувствительную кожу шеи, живота, на запястье, под коленом. Через полчаса он превратил ее в дрожащее, похотливое, стонущее желе. Марина за это время по требованию Кости раз сто взяла свои слова назад, извинилась за насмешки и просила, просила, просила, чтобы он прикоснулся к ней там, погладил сильнее, вошел в нее, оттрахал ее.
Последняя формулировка просигналила Косте, что мадам дошла до нужной кондиции. Не предупреждая, он одним стремительным сильным движением проник в нее максимально глубоко. Марина не знала, что способна издавать такие звуки. Будь она чуть более адекватна, то, наверное, сравнила бы этот свой вопль с раненым вепрем или слоном. Но ее сознание допустило лишь мимолетную мысль: «Хорошо, что мы начали медленно, а то бы порвал к чертям». А потом она уже не думала, только искала, за что схватиться. Сначала спасала простынь, но она была быстро скомкана и уже не помогала фиксироваться на одном месте, поэтому Марина отползла к изголовью кровати, схватившись за резную спинку. Девушка растворилась в мощном темпе, который то наращивал, то чуть-чуть, саму малость, сбавлял Костя. Звуки смешались в ее голове и звучали каким-то набатом. Все сливались воедино: скрип матраса, стук кровати о стену и Маринкины стоны-крики, которые не желали проглатываться, как она не пыталась.