И действительно, сразу за мостом начиналась дорога с препятствиями, хоть до ближайшего дома и оставалось пройти всего ничего. Карета тут точно застрянет, а нерасторопный наездник свернет ногу своему коню. Я хоть и шла, глядя себе под ноги, все же не смогла, не споткнутся о маленькую коряжку. Чуть носом не пропахала. Благо Ориен был начеку.
— Ух! Чуть не зашиблась. Спасибо, что помог.
— Всегда, пожалуйста!
— Куда сначала двинемся? — осведомилась я у парней. — Может быть к жестянщику? Ведро купим, которое у нас прохудилось.
— Нам без разницы куда идти. Можно и к жестянщику, а можно и на мельницу прямиком податься, — ответил Ориен.
— Тогда пошли, чего время тянуть.
Прошествовав мимо странно косящейся в нашу сторону женщины, уже с полными ведрами, мы направились на другой конец деревни. Довольно-таки широкая дорожка вела на небольшой пригорок, где мы увидели старую высокую мельницу. Ее огромные крылья с натяжным скрежетом вертелись, огибая полный круг. От этого старая постройка качалась в разные стороны. Кое-где, с очередным наклоном мельничьего амбара, были видны бреши между бревен. Мне немного стало не по себе, когда я представила, что нужно еще и во внутрь заходить. Ветер только крепчал. От этого лопасти вращались немного сильнее. Скрип тоже усиливался. По мере того как мы подходили к этому чудовищному сооружению, у меня возникали сильные сомнения в правильности нашего выбора.
«Может ну ее! Позвать кого, пусть нам принесут все что нужно. Местные жители вроде, привыкшие к этой старой мельнице, а вон и пацаненок»! — рассуждала я, все ближе подходя к мельнице.
Из открытой двери, весь с ног до головы перепачканный мукой (как линялый к зиме заяц), выбежал маленький мальчик. Лет так восемь. Его босые ноги оставляли после себя четкие отпечатки белой муки. Он со всех ног несся в сторону ближайшего леска, опасливо оборачиваясь назад. Мы с парнями переглянулись друг с другом. И чуть погодя поняли, что стряслось. Все из того же амбара вышел чихающий и ругающийся мужик. Как и малой, тот был бел как первый снег. С огромной бороды и пышных усов сыпалась белая пыль. Он тер рукавом глаза, а вездесущая мука все застилала их. И конечно же не переставал бранить пацаненка, на чем свет стоит.
— А ну стой, паразит такой!!! Апчхи, чтоб тебя! Я тебе сейчас все уши пообрываю! Куда делся, окаянный? Я тебе покажу, откуда руки должны расти. Мешок муки испоганить! Это ж надо!!! Вернись Процык, не то сидеть у мня еще неделю, не сможешь. Убирать, кто будет? Я?
Мужик уже не знал, что делать и в какую сторону орать, а мальчонки уже и след простыл. Видимо теперь он вернется, только когда сильно проголодается. Такая ему взбучка светит! Мне даже жалко стало малого.