— Можешь взять себе, — сказал он.
— Нет.
Никаких подарков ей не нужно, даже таких.
— Как хочешь, — он пожал плечами. — Тогда дома отдам Виоле, может, ей понравится.
— Виоле?
Он тихо вздохнул.
— У меня маленькая дочка, Виола, ей скоро пять лет.
Все еще улыбка на губах, но чуть грустная, и глаза…
— Ты любишь ее?
Зачем она такое спрашивает?
— Я ее никогда не видел. Я пять лет не был дома, Мэй.
Что-то скользнуло в его голосе… Боль? Пять лет — это очень долго.
Мэй и не заметила, как села рядом, подперев подбородок кулаком. Хотелось что-то сказать, но что — она не знала. Осторожно погладила лисичку пальцем.
— Ты скучаешь по дому? — спросила она.
Он… нет, не нахмурился, только черточка между бровей.
Она лезет в личное? Куда не стоит лезть? Зачем ей?
Но именно сейчас это казалось важно.
— Я не знаю, что ждет меня дома, — сказал Лоренцо. — За такой срок все может измениться. Кикко, моему сыну, было три года… я делал для него деревянных драконов, волков, лошадок и солдатиков, ему ужасно нравилось. Мы устраивали баталии в перистиле, взятие крепостей… Сейчас ему восемь, совсем другие интересы и другая жизнь. Я даже не уверен, что он узнает меня. А жена…
Лоренцо поджал губы, болезненно сморщился, отвернулся. С женой, видимо, там вообще нехорошо…
Мэй молча гладила лисичку по спине и между ушей, словно живую — это успокаивало.
— Фигурки из дерева меня научил вырезать один центурион, Бруно, еще в первый мой поход, в Олсене. Мы попали в осаду под Тарузой, сидели больше трех месяцев, зажатыми на каменистой косе, нас должны были забрать корабли, но корабли не приходили, там… Не важно. Надо было чем-то занять себя, чтобы не сойти с ума, не думать о еде… и о смерти тоже не думать… Бруно учил меня.
— …не думать о смерти… — тихо повторила Мэй, сердце сжалось.
Лоренцо вздрогнул, повернулся к ней.
— Прости, — сказал он, словно сказал что-то не то.
— Этран, — сказала она. — Почти восемь месяцев осады. Я понимаю…
Мэй вышивала чудесных птиц. Сидела у окна и вышивала — птицы, цветы, деревья на своем свадебном платье. Почему-то мысль о свадьбе помогала ей держаться, мысль о новой жизни, о мире, о том, что все будет хорошо, у нее будет семья и она будет счастлива. Дело даже не в Тарине, она почти не знала его. Видела своего жениха несколько раз, а близко — лишь один. Их родители договорились обо всем. Но он ей нравился — такой высокий, красивый, сильный… любая девушка была бы счастлива… примерно ровесник ее брата. Тоже рыжий, чистой крови, только глаза у него зеленые.
Однажды, всего раз, они с Тарином гуляли в саду. Мама сказала — им нужно познакомиться ближе. Тогда Мэй отчаянно стеснялась, не могла даже поднять на него глаза, краснела. А он смотрел на свысока, улыбался, разглядывал, и Мэй понимала, что тоже ему нравится.