В 1990-е годы Дина и Леонид превратили свой дом в настоящий музей-салон-галерею, где русские художники-эмигранты имели возможность выставлять свои полотна для обозрения и продажи. Именно там мы с Мариной смогли увидеть новые работы Александра Ануфриева, Игоря Галанина, Игоря Димента, Эдуарда Зеленина, Анатолия Крынского, Михаила Кулакова, Игоря Тюльпанова, Алексея Хвостенко, Михаила Шемякина и многих, многих других.
Живопись, как правило, — занятие душевно одиноких людей с трудными характерами. Меня всегда поражало, с какой теплотой и вниманием Дина обращалась с каждым из своих подопечных, как умела примирять их с печальным фактом существования других художников, как учила приоткрывать створки душевной раковины.
Нашей дружбе с ВИКТОРОМ и ЛЮДМИЛОЙ ШТЕРН в 2012 году исполняется пятьдесят лет. А Марина с Людой вообще учились в одной школе. И всё равно даже и сегодня нам нелегко наговориться и, навещая их или принимая в нашем доме, мы можем забалтываться за полночь.
Как и у Виньковецкой, автобиографические мотивы очень заметны в творчестве Людмилы Штерн. Но в её жизни огромное место занимала дружба с Иосифом Бродским, Сергеем Довлатовым, Евгением Рейном, Анатолием Найманом и десятками других литераторов, чьи книги сегодня знает и ценит русский читатель. Поэтому всё, что она рассказывает о себе, непреднамеренно вплетается в историю русской литературы. Книга её воспоминаний о Бродском написана в интонациях тёплых, непретенциозных, почти домашних. Тем не менее, переведённая на английский нашей дочерью Леной и изданная моим американским издателем, Джефом Путнамом, она была помещена американскими библиотекарями на полки в разделе «Биографии», где обычно стоят книги профессиональных историков[47].
В одном австралийском фильме немолодую героиню спрашивают, что помогает ей сохранять такое радостное восприятие окружающего мира. «Бесконечная зачарованность человеческой природой», — отвечает она. Похожее отношение к жизни я замечал и в Людмиле Штерн и попытался отразить это в аннотации на вышедшую у нас её книгу «Под знаком четырёх» (1984): «В арсенале творческих приёмов писательницы, описывающей эмигрантские судьбы в Америке, появляются элементы фантастики, сюрреализма, смелее используются остросюжетные ситуации. Но стилистически и эмоционально она остаётся верна себе: читатель снова встретится с ироничной и умной рассказчицей, умеющей подмечать человеческие пороки и слабости и всё же сохраняющей живой и сочувственный интерес к людям и их чувствам».
Прочитав мой роман «Архивы Страшного суда», Довлатов справедливо подметил портретное сходство главной героини с Людмилой Штерн. Но и сам тоже использовал её облик в одном из своих рассказов: