Эти пятничные вечера походили на королевские приемы. Самого известного и титулованного гостя подводили к удобному старинному креслу из орехового дерева с высокой спинкой, обитой, как и сиденье, синим бархатом, стоящему вполоборота у камина, и усаживали на него. Вокруг тут же начинала суетиться миссис Макмастер, а если гость был очень знаменитый, то и мистер Макмастер. Те же, кто был не настолько знаменит, по очереди подводились к главной знаменитости, а после рассаживались в красивые кресла, стоявшие полукругом, еще менее известные гости садились на стулья без подлокотников, тоже стоявшие полукругом, но во втором ряду, а почти неизвестные кучковались стоя или опускались в благоговении на диванчик у окна, обитый красной кожей. Когда все собирались, Макмастер вставал у камина на единственный в своем роде коврик ручной работы и начинал петь дифирамбы главной знаменитости, временами одаривая добрыми словами и самого юного гостя, чтобы привлечь к нему всеобщее внимание. Волосы Макмастера еще были темными, но уже потеряли жесткость и не так хорошо расчесывались, в бороде проглядывали серебряные волоски, а зубы, утратившие свою белизну, казались слабыми. Он носил монокль, причем попытки удержать его на глазу сообщали его лицу болезненное выражение. Зато монокль давал ему возможность максимально приблизиться к тому человеку, которого он желал впечатлить. Последнее время он заинтересовался театром, поэтому в числе гостей были несколько известных — а также весьма серьезных и уважаемых — актрис. Изредка миссис Дюшемен грудным голосом говорила: «Валентайн, чашечку чая Его Высочеству» или «Сэру Томасу», в зависимости от ситуации, и, когда Валентайн протискивалась между рядами стульев и кресел с чашкой чая, миссис Дюшемен с доброй, надменной улыбкой говорила: «Ваше Высочество, а вот и моя пичужка». Но Валентайн, как правило, сидела в одиночестве за чайным столиком, с которого гости хватали все, что хотелось.
За пять месяцев жизни в Илинге Титженс зашел на эти встречи два раза. В каждом из случаев в сопровождении миссис Уонноп.
Раньше — в течение первых пятничных встреч — миссис Уонноп, в том случае если она вообще приходила, всегда усаживалась на самом высоком кресле в своих пышных черных одеяниях и, словно располневшая королева Виктория, сидела в нем, пока к ней как к великой писательнице подводили гостей. Но теперь, когда миссис Уонноп пришла с Титженсом, ей впервые досталось место во втором ряду, на стуле без подлокотников, а на высоком кресле, сияя, восседал генерал, который командовал частями где-то на западе и чей военный успех не восхвалялся, зато чествовались его депеши, которые казались всем очень талантливо написанными. Однако после обстоятельного разговора с Титженсом, который произошел в тот же день, миссис Уонноп была очень довольна, а Валентайн с искренней радостью смотрела на большую, неуклюжую, но весьма собранную фигуру Титженса, замечая симпатию между ним и ее матерью. Во второе же их посещение кресло заняла дама, которая говорила много и с апломбом. Валентайн не знала, кто это. Миссис Уонноп, радостная и смущенная, все это время простояла у окна. Но даже тогда Валентайн была очень довольна, ибо множество молодых мужчин окружило в тот день ее маму своим вниманием, из-за чего круг молодежи вокруг именитой гостьи заметно поредел.