— Тогда чего вы так испугались? Я обыкновенный посетитель, заказавший выпивку.
— Прошу вас, уходите!
— Я хочу знать, почему?
Толстяк снова поднес руку к лицу и вытер испарину. Его пальцы непрерывно дрожали. Он чуть повернул голову, оглянувшись на дверь, и опять уставился на Борна.
— Другие могут заговорить, другие могут знать, кто вы. Я уже имел дело с полицией.
Мари потеряла над собой контроль. С ее губ сорвались резкие слова, обращенные к Борну:
— Полиция! Так это была полиция?
Борн злобно посмотрел на нее и повернулся к толстяку.
— Вы хотите сказать, что полиция будет преследовать вашу жену и детей?
— Конечно, не они сами, и вы это прекрасно знаете. Но интерес полиции к моей персоне даст возможность другим отыскать меня и мою семью. Сколько их, кто охотится за вами, мой господин? И что они сделают? Вам нет необходимости спрашивать об этом у меня. Они не остановятся ни перед чем смерть моей жены и детей для них ничто. Прошу вас... Ради моих детей... Я ничего не сказал. Уходите!
— Вы сильно преувеличиваете, — Борн поднял бокал, выказывая к разговору полное безразличие.
— Ради бога, прошу вас! — человек наклонился вперед, держась за край столика. — Вы хотите доказательств моего молчания? Я вам докажу. Информация была опубликована в газете. Любой, кто имел хоть какие-нибудь сведения, немедленно позвонил бы в полицию и все осталось бы в тайне. Газеты не врут в подобных случаях. Вознаграждение было достаточным. Полиция многих стран выделяла суммы вознаграждения через Интерпол. — Он стоял, вытирая пот с лица и его массивная фигура бесформенной чушкой возвышалась над поверхностью стола. — Человек моего уровня легко мог бы найти язык с полицией. Однако, я никуда не пошел. Несмотря на гарантии конфиденциальности, я ничего не предпринял!
— А кто-нибудь другой? Пытался ли кто-нибудь еще сообщить в полицию? Скажите мне правду, я все равно все узнаю.
— Я знаю лишь Чернака. Пожалуй, он единственный, с кем я разговаривал, и я вполне допускаю вероятность, что он, возможно, вас видел. Но это известно и вам, ведь конверт был передан мне через него. Правда, я уверен, что он тоже никогда никому ничего не говорил.
— Где он сейчас?
— Там, где всегда, в своей квартире на Лювенштрассе.
— Я никогда там не был. Какой номер?
— Никогда не были? — толстяк замолчал. Губы его сжались, в глазах появилась тревога. — Вы меня проверяете? — наконец спросил он.
— Отвечайте на вопрос.
— Номер 37. Вы знаете это так же хорошо, как и я.
— Я действительно решил вас проверить. Скажите, а кто передал ему конверт?
Толстяк замер. Его поведение изменилось.