Силачу Крунху тоже налили полную порцию, такую же, как у всех, но все знали, что, если в котелке что-то останется, то остатки пойдут ему до последней крошки и капли. Крунху ел больше всех, но никто не смел его упрекнуть в непомерном аппетите – на представлениях он кидал камни, рвал цепи, гнул подковы, наматывал на палец гвозди, носил на плечах лошадей и удерживал за хвост рвущихся бычков. А вытащить из осенней грязи застрявшую повозку? А чуть ли не в одиночку устанавливать помосты для выступлений? Когда силач примкнул к труппе актеров, все вздохнули свободнее.
Закончив поить больного эльфа, Ханирель подсела к котелку, и Ниэль подала ей чистую ложку. Старая женщина прикусила хлеб от прихваченного из поместья-столицы каравая.
- Наверное, стоит и ему немного нацедить, - подумала она вслух. – На одном моем отваре он долго не протянет, а бульон, - она съела ложку, - наваристый получился.
Ниэль тут же сходила, принесла еще одну маленькую мисочку и осторожно, по краю, налила в нее немного мучной похлебки.
- Странно он дышит, - прислушался мастер Неар.
- Угу, - Крунху быстро расправился со своей порцией и подсел к остальным в ожидании, когда можно будет с чистой совестью доесть остатки. – Точно дырявые кузнечные мехи.
- У него горло больное, - сказал менестрель. – Если бы он был певцом, я бы не надеялся услышать когда-нибудь его песни.
Сам Крунху родился в человеческой деревне недалеко от Плоскогорья. Местные жители знали, что лесная и горная нечисть часто ворует детей, подменяя их своими уродцами. И когда на свет появился странный темнокожий очень крупный мальчик с раскосыми глазами и заостренными ушками, все сразу поняли – без нечисти дело не обошлось.
До семи лет Крунху жил, не слишком тяготясь своей странной внешностью – мать даже любила его по-своему. Но потом все переменилось – у него появилась маленькая сестренка, совсем нормальная, вполне себе человек, и мать открыто начала называть его подменышем, уродом и помехой. Как прежде она его ласкала и баловала, так теперь стала шпынять и наказывать за все подряд. Объяснялось это просто – вся семья была уверена, что Крунху проживет всего лишь семь лет, а потом умрет, как умирали все подменыши, которых в деревне было предостаточно. Крунху оказался чуть ли не единственным, кто благополучно миновал опасный рубеж и болеть, хиреть и умирать не собирался. Вот разочарование матери и выливалось в злость. Масла в огонь подливало рождение вслед за девочкой и второго мальчика, тоже нормального. Правда, у всех троих были одинаковые зеленые глаза и широкие, словно приплюснутые, носы, но то, что вызывало отвращение у подменыша, казалось вполне нормальным у его «законных» родственников.