- Она нам даже не помахала, - пожаловался он. – А я так хотел вас познакомить…
- Ничего, у тебя еще будет такая возможность, - ответил его отец. – После турнира.
Сама Дехтирель не произнесла ни слова. Ей вообще не хотелось знакомиться с кем бы то ни было. Особенно если эта женщина претендует на роль ее свекрови. Если не за Рави, то лучше она вообще не пойдет замуж. В конце концов, она – волшебница и может отказаться от свадьбы!
Описав круг почета, две группы всадников выстроились на противоположных концах поля. По традиции, сейчас должно было состояться небольшое показательное выступление.
Напротив ложи, где сидели почетные гости, посреди трибуны был установлен помост, на который сейчас взошла Хозяйка Острова. Дехтирель застонала сквозь стиснутые зубы, увидев соперницу. С того злосчастного утра они не виделись – последние дни подготовки к празднику выдались суетливыми, - но сейчас ей показалось, что волшебница смотрит прямо на неё. Девушка отвернулась, бросив взгляд на невозмутимого, равнодушного, как каменный столб, Охтайра.
«Это ты виноват! – подумала она. – Ты обещал, что заткнешь ей рот, а сам ничего не сделал! У тебя было почти двое суток! Ненавижу!»
Но вскоре она отвернулась – смотреть на наглого денщика было невозможно без того, чтобы хоть краем глаза не замечать Рави и его вроде бы как нареченную невесту Шанирель Изумрудную. А эту пару Дехтирель хотелось видеть вместе меньше всего.
Тем временем, Хозяйка взмахнула руками и тихо запела. Мелодия была простенькой, слова наверняка хорошо слышали лишь те, кто сидел непосредственно возле помоста, но у всех на трибунах и на поле защемило сердце от сладкой грусти и предчувствия чего-то необыкновенного.
Начинается
Новое утро.
Ночь уходит,
Прощаясь с миром.
Плачет ночь
Медвяной росою.
Чашу пьют
Деревья и травы…
День рождается
В крике солнца,
Свет приносит
И боль уходит.
Плачет ночь,
Уходя из мира.
Пьют вино
Деревья и травы…
Не прекращая пения, Хозяйка закружилась в танце, и с каждым взмахом ее рук с пальцев срывались разноцветные искорки. Одни падали на помост, трибуны и даже долетали до поля, где превращались в цветы. Другие взмывали вверх, к солнцу – и уже на лету становились птицами с диковинным переливчатым оперением. Третьи принимались бестолково метаться вокруг волшебницы, словно разноцветный ореол – и зрители, как ни следили, затаив дыхание, не успели заметить миг, когда вместо цветных искорок над цветами запорхали крупные бабочки.
Хозяйка все танцевала. Музыка уже лилась откуда-то сверху – ее слагало пение птиц. Оно становилось всё звонче и сильнее, и всё быстрее плясала волшебница. Уже трудно было уследить за отдельными движениями, и вдруг яркая вспышка заставила всех невольно вздрогнуть и ахнуть – на помосте танцевали, в точности повторяя движения друг друга,