У нее занимает почти вечность, чтобы сделать это, отчего ощущается каждая секунда. Но, когда ее пальчики касаются задней стороны моей шеи, я чувствую как плыву — фейская сторона зудит пробудиться от ее ощущения.
Калли одаривает меня нервной улыбкой, отчего я похож на волка, который собирается съесть Красную Шапочку.
Моя пара решается принять вечер — самое время для похищения невест.
Я убираю мысль из головы, и все, что остается, это удары сердца в моей груди.
— Расслабься, ангелочек. — Я глажу ее спину.
Моя грудь страстно жжется, когда чувствую ее тело рядом со мной.
Любовь. Это любовь.
Я околдован изгибом ее губ и тем, как свет играет у нее в глазах. Ее ранимостью, потому что только Калли может проводить со мной сотни ночей и все еще быть неуверенной насчет моих чувств к ней. Желанием купить ей чашечку кофе и несколько макарун просто, чтобы увидеть ее улыбку, или станцевать домашний танец вокруг стола, чтобы услышать ее смех. Всеми ночами, в которые не посещал ее, потому что боялся, что она будет видеть меня как и каждого обычного мужчину в ее жизни. Моментами, чтобы прижать ее ближе, когда она плачет, потому что ее боль становится моею, и весь мир не встанет на свое место, пока она не пройдет. И предельно ясно, что все эти вещи не могут продолжаться вот так последующий год.
Я не могу продолжить быть с ней друзьями. По правде говоря, за последние месяцы я не был ей просто другом. А позволил быть нам чем-то большим, чего мне не стоило делать. Калли заслуживает прожить оставшиеся года в старшей школе и отбиваться от мальчиков. Она заслуживает некое подобие нормальности — Калли никогда не получит этого со мной.
Если быть честным, я — не святой. Не в моем характере держать пару на расстоянии вытянутой руки. Я — фейри; я беру то, что хочу и когда хочу. Я поощряю пьянство, секс и романтику, и прямо сейчас Калли — все мои самые худшие пороки, переплетенные в одну ветвь.
Сирена хмурит брови.
— Что-то не так?
Я опускаю на нее взгляд.
— Все, ангелочек. Все не так.
Май, семь лет назад
Остальной вечер проходит где-то между наслаждением и болью. К тому времени, когда мы покидаем танцы, щеки Калли уже горят, и блеск от пота покрывает ее кожу.
У меня возникают очень неприличные мысли, отчего еще мог бы появиться пот.
Калли хромает, выходя из временного бального зала Академии Пил, сбросив каблуки через минуту. Ее ступни красные и воспаленные; я даже вижу несколько мозолей.
И хвастливый плохой Торговец понятия не имел, что у нее болели ноги. Класс.
Не колеблясь ни секунды, я хватаю Калли и перекидываю ее через плечо.