Шаг за шагом, не торопясь, как и его отец, он шёл к своей цели. От рядового полиции он дослужился до прапорщика. Но он не гнался за высокими званиями, ему нравилось, что всё идёт своим чередом. Постепенно, без резких скачков, он поднимался вверх, исправно исполняя свою миссию. Крепкий сон являлся доказательством чистой совести. Об этом когда-то говорил его отец. Говорил, что «нужно быть Человеком, нужно развивать в себе лучшие качества. Если ты добился больших высот несправедливостью, то грош цена твоим достижениям. Звания и деньги должны быть всегда в купе со спокойной совестью. По-другому быть не должно. Ты не получишь удовольствие от этих благ, если не заслужил их. А если получишь, значит, ты перестал быть Человеком».
Прапорщик повторял слова отца, как мантру. Он сделал их своим жизненным девизом и беспрекословно им следовал. Но новое начальство внесло свои коррективы в сознание молодого полицейского. «Иногда нужно наступать себе на горло и делать то, что тебе совсем не хочется делать, — в тот вечер капитан пристально смотрел ему в глаза и учил жизни, — Поверь, ты потом с таким облегчением вздохнёшь», — прапорщик пропускал мимо ушей всё то, что ему втирал капитан, он категорически отказывался принимать услышанное.
Эти нравоучения звучали неспроста. Прапорщик стал свидетелем ряда отвратительных махинаций на территории полицейского участка. Речь шла о должностных преступлениях, а именно, покрывание преступников и совершение новых преступлений с целью оправдания настоящих виновников. Поражала невозмутимость, с которой творились эти беззакония. Словно в этом не было ничего сверхъестественного. В голове вертелась статья Уголовного Кодекса: «Совершение должностным лицом действий, явно выходящих за пределы его полномочий и повлекших существенное нарушение прав и законных интересов граждан…». Но для впечатлительного прапорщика в экстренном режиме был проведён обучающий курс, на котором его ознакомили с новыми правилами и нормами. Любые его попытки возмутиться пресекались угрозами, подслащенных обещаниями перспектив и «дружескими» хлопками по плечу.
Осушив рюмку, прапорщик поднёс к плечу нож, которым он недавно резал колбасу, и стал с остервенением срезать со своей формы погоны.
Дизайнеры внимательно изучали интерьер, сверяя каждую мелочь со списком. Нельзя упускать ни одной детали. В другом зале официанты суетливо бегали вдоль столиков, украшенных антикварными столовыми сервизами. Они расставляли закуски и поправляли салфетки. В это время в саду на заднем дворе в большой беседке, оккупированной женщинами, шли не менее важные приготовления. Дамы шелестели пышными платьями и расправляли складки на своих юбках. Стилисты разбрызгивали пахучий лак на их немыслимые причёски. За этой картиной, сидя на деревьях, с интересом наблюдали вороны. Их взгляд привлекло изобилие блестящих побрякушек, украшающих руки, уши и декольте милых дам. Олеся прислонилась к ограждению и, глубоко вздохнув, произнесла: «Давай!». Катя резким движением руки затянула на её спине корсет. У Олеси потемнело в глазах. «Дышать можешь?» — спросила Катя. Олеся неуверенно кивнула. Завязав последний шнурок, Катерина развернула Олесю к зеркалу. В нём отражалась потрясающей красоты девушка. Платье тёмно-синего цвета подчёркивало все достоинства её фигуры: светлая гладкая кожа, узкая талия, идеальная форма груди. Олесю смутил слишком откровенный, на её взгляд, вырез. Она подтянула лиф наверх, но Катя заверила её, что «там всё как нужно».