Родной дом — дом моей матери, встретил пустотой и тьмой. Сквозь небрежно сплетённые стены, просвечивает зелень леса. Громыхнул гром, предупреждая, чтобы все разбежались по домам, и по крыше забарабанил дождь. Шальной порыв ветра отогнул на крыше несколько старых листьев и по глине пола ударили капли, брызнув холодной грязью. Ветер редко спускался к подножиям деревьев и сейчас он безуспешно пытался спрятаться здесь от секущих водяных струй.
Сложенные горкой ветки ждали огня, искры сыпанули из огненных камней, и пламя затанцевало, похрустывая деревянной пищей. От костра приятное тепло, он как ручной зверь, ничего не имеющий общего с равнодушным чудовищем, день-деньской палящим кроны.
Крыша вновь шевельнулась под напором ветра — мужчине никогда не научиться плести кровлю и стены так хорошо, как женщине. Сил на постоянный ремонт уходит масса, но термиты не дремлют и быстро превращают всё в труху.
Я почти не знал матери, родился на закате её жизни, когда она уже вернула из круга предков уже десять детей. Одиннадцатый, я поставил в тупик нашего шамана, и он, приняв роды, говорят, долго держал меня в ладонях, пытаясь понять, кто я такой.
Сегодня у меня нет мяса, но конечно, голодным не останусь. Веткой отгрёб часть пламени в сторону, на что оно недовольно зашипело, попытавшись откусить сучок. Я сыпанул на раскалённые камни горсть орехов и вскоре они начали тихо щелкать, запекаясь и приоткрывая скорлупки.
Да, уродивые благо для племени. Ими оно прирастает. Каждый это новая душа и задача всех членов племени постараться, чтобы уже во втором воплощении уродивый стал достойным родичем. С каждым нянчатся, старательно дрессируют, терпеливо учат выдерживать солнце, ощущать все вокруг себя и говорить. Последнее даётся им хуже всего. Сотню слов выучить до испытания Солнцем, редко кому удаётся. Мне же слова удавались слишком хорошо, вот и вышвырнули из уютного мирка-садика уродивых в жестокий мир уродов, потому что все остальное мне не удавалось никак…
Костёр потрескивает, но его почти не слышно — уши заполнены ровным гулом ливня. Во время дождя всегда остаётся лишь сидеть, скрестив ноги, что-то жевать, да предаваться тяжёлым думам.
Жёсткая шкура бабуина подо мной с опаленными по краю волосом, во время дождя напитывается влагой, становится мягкой, но вместе с тем начинает вонять кислятиной. Нужно будет снова её высушить над углями…