— Вик, а как тебе наш мир? — спросил я напарника вполголоса, девочка спала несмотря на стук колесных пар о стыки рельсов.
— Плохо, Егор, плохо. Он, красив мрачной красотой города, сожженного неприятелем, когда часть улиц красуется только печами с непомерно вытянутыми вверх печными трубами, а часть, застроенная камнем, закопченными проемами окон. Это страшно, но есть в этом и своя красота. Красота кладбища. Он пропитан смертью. И ему требуется много десятилетий, может столетий, чтобы этот запах тления выветрился. Мне он нравится и не нравится. А почему ты спросил? — он перестал тягать рычаг и опустился на корточки рядом со мной. Дрезина покатила по инерции.
— Я в раздрае, Виктор. Вчера я был другим человеком, я знал, что нужно делать, а что не нужно и в этой своей жизни был взрослым, опытным мужиком, который знает, что ему нужно. И как этого добиться. Я был… хищником, который ощущал себя волком среди овец. Те жили с зашореными глазами, не понимая ничего. Я же знал, что движущая сила нашего мира — смерть. Я знал это, принимал и не собирался с эти бороться. Это знание делало меня другим, зрячим, среди слепых. А теперь… я понял, то движение через смерть — говенный принцип. Я даже принял участие в повержении этого принципа. И мне зябко от того, что я остался один в этом мире. Этом страшном мире, на который я глянул другими глазами, и странно, я узнал, что есть совсем другие миры. Где жизнь построена по другим принципам.
— Парень, разочарую тебя, везде нужно быть хищником. Сдерживать свои инстинкты, не нарушать законы, пока не возникла крайняя необходимость, но нужно быть сильным, опасным и свирепым. Не нужно это демонстрировать без необходимости. Но быть — нужно. Хотя бы ради защиты мирного порядка в том мире, где ты сейчас оказался. Понимаешь, сильные, свирепые и опасные могут быть двух пород: те, что хотят завладеть всем, которым плевать на желания прочих, и те, кто им противостоит. Мне кажется, мы с тобой из вторых. Ладно, посиди, подумай. Я кажется понял, как нам проехаться на твоей тележке без особых усилий.
Вик споро отсоединил привод, передувающий движения рычагов о системы. После чего залез рукой под свою броню, и она, гадом буду, честно, пропустила руку вовнутрь, вспучившись, и достал оттуда какую-то массу красного цвета. Похожую на глину, так она мялась в его ладони. Но цвет слишком яркий, как у маковых цветков. Помяв ее в руке, присобачил в центр механизма, и дрезина снова начала набирать ход, постукивая колесами на стыках.
— Все, можем отдохнуть. Не то, что я особо устал, но надоело.